Зайка - Мона Авад

Я не удивлена, что, как только время истекает, они тут же заявляют:

Я думаю, нам нужно поделиться друг с другом написанным.

И прочитать вслух!

Согласна!

Да, всем нам.

Последнее творчество, которым мы поделимся в нашем Круге.

Фоско считает, что это великолепная идея.

Я слушаю драматично раздутые описания того, как они вглядываются в языки пламени в костре на побережье Коста-Рики или нарочно теряются в лабиринте живой изгороди, где так много укромных уголков и неожиданных поворотов. Размышляют о жизни и смерти в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Их тексты прямо-таки дышат деньгами, интересными событиями и близкими людьми.

– Саманта, твоя очередь.

– Да, Саманта, мне очень интересно, что такое дом для тебя.

Я опускаю взгляд в свой блокнот. Страницы исписаны одной и той же строчкой:

«Черта с два я вам скажу».

Повторенной тысячу раз.

– Саманта? – подгоняет меня Фоско.

– Я не хотела бы об этом рассказывать.

– Прости, что? Что ты сказала?

– Я СКАЗАЛА, ЧТО НЕ ХОТЕЛА БЫ ОБ ЭТОМ РАССКАЗЫВАТЬ!

Мой крик эхом отбивается от стен Пещеры. Повторяется и повторяется.

Они смотрят на меня в притворном ужасе. А затем обращают свои взгляды к Фоско, беспомощно улыбаясь, – вы видите, что она вытворяет? А та смотрит на меня так, словно хочет сказать: да, вижу, прекрасно вижу. Ох, милая Саманта. Нас ждет долгая дорога, не так ли? Ее оголтелая псина замолкает. Вскидывает свои висячие уши и смотрит на меня, склонив голову. Почти с жалостью.

* * *

После семинара нас ждет традиционная вечеринкас печеньем в лаунж-зоне по случаю окончания семестра. Их идея. Потому что – ну разве это не весело? Это ведь ТАК весело. Присутствуют, конечно же, все. Весь факультет. Вся администрация. На запах бесплатной еды пришли даже ребята с факультета поэзии.

Я жмусь в угол, наблюдая за тем, как все толпятся вокруг длинного стола в центре зала, смеются и набивают рты тематической сезонной выпечкой, изготовленной руками заек. На тарелках громоздятся горы бесформенных снеговичков из маршмэллоу, сурово созерцающих меня своими леденцовыми глазками, «лимонные сюрпризы», которыми, впрочем, трудно кого-нибудь удивить, а в центре угрожающе шипит и гнусно плюется в окружающих чаша, полная радужного пунша с щербетом. Зайки хлопочут вокруг нее, напоминая ведьм у котла. А ведь они на самом деле ведьмы и есть, и теперь я это прекрасно вижу. Внезапно понимаю, что скоро наступит момент, когда они начнут горячо обниматься друг с дружкой и слезно прощаться. А я не хочу при этом присутствовать, так что лучше мне…

– Уже уходишь, Саманта? – спрашивает меня Бенджамин из администрации, когда я пытаюсь пробраться к двери и прохожу мимо него.

Когда-то мы с ним вроде как дружили. Или по крайней мере он был не против, когда я заглядывала в его кабинет после общественных мероприятий – посидеть, поболтать, подъесть жалкие остатки нарезок с факультетского фуршета. Но после инцидента на барбекю он заметно ко мне охладел. Барбекю устроил сам Бенджамин, по доброте душевной, для всех нас, студентов факультета повествовательных искусств, в конце первого года. Я тоже должна была пойти, но передумала буквально в последний момент. Потому что угодила под бомбардировку заячьей переписки в общем чате. Началось все с Кексика. Она слышала, как Бенджамин говорил, что у него есть джакузи. Так, может, ей стоит захватить купальничек?

Обязательно захвати, Зайка, оголи булочки!: D

О-о-о, а может, мы ВСЕ оголим булочки, Зайка? Бенджамин же не рассердится?

Да нет, Бенджамин ТАКОЙ котик!: D

ТОГДА ОГОЛЯЕМ БУЛОЧКИ! КЛАСС! Кстати, а что из закусок нам принести???: D

М-м-м, может, бочку крема? Для булочек?!;)

ОМГ! Зайка, это просто ГЕНИАЛЬНО! А можно еще взять маленькие рюмочки с шоколадом и арахисовой пастой?!?!

ВСЕМИ ЛАПКАМИ ЗА! А давайте принесем что-нибудь с тыквенной пудрой?!?!?!?!

О! МОЙ! БОГ! НАМ НУЖНА ЦЕЛАЯ ТОННА ТЫКВЕННЫХ СПЕЦИЙ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

* * *

Я наблюдала за тем, как эта переписка растет, обрастая капсом и бесконечными смайликами, и мне начало казаться, что мою шею оплетает удушающая лиана. Помню, как у меня вспотели ладони и заколотилось сердце. Я просто не могла заставить себя встать со стула. Я видела, как меняется время в углу моего компьютера, как солнце все ближе клонится к горизонту. Свое отсутствие на празднике я никак не объяснила, не считая письма, отправленного Бенджамину по электронной почте на следующее же утро. Прости, мне было плохо. Уверена, на празднике они взяли его в оборот и напичкали историями о том, какая я угрюмая, как сторонюсь нормального общества безо всяких адекватных причин, и вот у него появилась возможность лично в этом убедиться. Теперь он перешел на их сторону. И думает, что я – ложка дегтя в местной бочке меда.

Я всегда хотела поговорить с ним, объяснить, почему не пришла на его праздник в тот день. Хотела сказать, что я очень хотела прийти, но меня отпугнула переписка одногруппниц. Хотя, мне кажется, ему было бы наплевать на все это. Или он просто не поймет. Типа… чего?

Поэтому я просто говорю ему:

– Да. Я опаздываю на самолет.

– Очень жаль, – похоже, он искренне сожалеет. – Если не можешь остаться, хотя бы возьми с собой, – говорит он, протягивая мне целлофановый пакет, полный заячьих пекарских извращений. – По-моему, это Элеанор испекла, – говорит он, заметив, что я смотрю на пряничных человечков. – Милые они, правда?

Я, как зачарованная, пялюсь на ухмыляющееся лицо пряничного человечка с кривыми ручками и ножками. На его пустые холодные и безжалостные глаза.

– Да, очень.

Я беру у него пакет, потому что в случае отказа нужно сказать хотя бы «Нет, спасибо», а я не могу, потому что в горле у меня по-прежнему сидит раскаленный ком. Я отхожу от Бенджамина, сделав вид, что очень спешу куда-то. Или опаздываю. Иду к выходу, низко опустив голову, и тут врезаюсь во что-то, по ощущениям – в стену из живой плоти. Поднимаю голову. И вижу прямо перед собой Льва.

– Саманта, мы не могли бы перекинуться словечком у меня в кабинете?

– Закрой, пожалуйста, дверь, – он усаживается за стол и наводит на нем порядок, собирая какие-то бумаги. На меня не смотрит. – Присаживайся.

Я сажусь в кресло напротив. Всё еще в пальто. Прижимая к себе кулек с печеньем. Я едва заметно шатаюсь. Перепила.

Он кажется выше и стройнее, чем прежде. Его грива переливается в свете кабинетных ламп. На руках прибавилось татуировок-ветвей. А на ветвях – чернильных воронов, глядящих прямо на меня белыми глазами.