Высшая школа имени Пятницы, 13. Чувство ежа - Евгения Соловьева

Бенвенуто сдержанно склонил голову, признавая ее правоту, и спросил:

– Позволено ли мне будет узнать ваше имя, мадонна?

– О, прошу прощения, маэстро… вы можете звать меня Феличе, но я оставлю в тайне имя семьи. Дело крайне деликатно… вы же позволите говорить прямо, маэстро Челлини?

– Разумеется, мадонна Феличе! – воскликнул Бенвенуто. – Считайте, что ваша тайна в руках не менее надежных, нежели руки преподобного настоятеля Санта Мария дель Фьоре.

– Вы столь благородны, маэстро… однако не передумаете ли вы, когда узнаете… – мадонна Феличе посмотрела на него с отчаянием. – Но я доверюсь вам всецело, потому что если и есть на свете человек, способный своим искусством приблизиться к чуду, то лишь вы.

С этими словами она сняла с пояса вышитый кошель, распустила завязки и высыпала на стол горсть золотых монет, несколько дорогих перстней и золотой медальон старой венецианской работы: раскрыв его, Бенвенуто нашел в нем прядь золотых волос.

– Я понимаю, что это слишком ничтожная сумма за то великое дело, о котором я попрошу, но я не решилась брать с собой больше, улицы Флоренции слишком опасны для одинокой женщины. А сопровождение… смею надеяться, никто не обратил на меня внимания. Ведь я, в отличие от моей сестры, не благородная дама. – Мадонна Феличе чуть грустно улыбнулась и пододвинула горсть монет ближе к Бенвенуто. – Как вы уже догадались, маэстро, моим отцом был весьма знатный дворянин, настолько знатный, что в связи с этой удивительной и печальной историей мне бы не хотелось называть его имени. Мой отец человек воистину благородный и щедрый, он дал мне прекрасное воспитание и позволил быть рядом с моей молочной сестрой. Лилианой. Мы росли вместе…

Мадонна Феличе рассказывала, а Бенвенуто смотрел на нее и думал, насколько же обманчиво бывает первое впечатление. О да, мадонна Феличе не была юной красавицей, ее взгляд не зажег бы пламени страсти в мужском сердце. Но в ее речи, во всей ее позе было столько надежды и смирения, столько любви к неведомой Лилиане, сколько может быть лишь у святой.

– Моя сестра полюбила, как ей казалось, достойного человека. Так казалось и мне; я помогала им тайно встречаться. Лилиана расцветала от этих встреч, ее возлюбленный твердил, что солнце восходит ради нее. Счастье их, однако, длилось недолго. Лилиана открыла свое сердце отцу, умоляла его согласиться на ее замужество. Он отказал. Девица из благороднейшего рода – и безземельный менестрель, младший сын в роду… Лилиана была в отчаянии. Накануне его отъезда она отправилась к астрологу, и тот изготовил для нее зелье. «Ты заснешь, – сказал этот негодяй моей сестре, – и сон твой будет подобен смерти. Тебя разбудит поцелуй возлюбленного, и тогда твой отец согласится на вашу свадьбу». Так и случилось, синьор, моя сестра заснула. Но ее возлюбленный не пожелал разбудить свою даму! Он уехал, а спустя два дня после его отъезда Лилиана проснулась сама. Однако с тех пор она не сказала ни слова, не выпила ни глотка воды, не съела ни крошки хлеба. Кажется, что с нами осталось лишь ее тело, а где душа, мы можем лишь гадать… Отец наш возил Лилиану в Компостеллу, к мощам святого Иакова, и в Венецию, к святому Марку, и к святой Урсуле. Во здравие моей сестры служат молебны и во Флоренции, и в Риме, но она так и не вернулась к нам. Маэстро! – Мадонна Феличе упала на колени и протянула к нему руки. – Умоляю вас, помогите моей сестре!

– Разумеется! – воскликнул Бенвенуто, не в силах видеть горе прекрасной дамы. Она пришла к нему, одна-одинешенька, рискуя жизнью, так разве может он отказать? – Но что я могу сделать, мадонна? Я ведь не целитель…

– Мне было видение, маэстро. Вот уже пять лет я ежедневно молюсь о моей сестре. И вчера во время мессы я увидела… увидела даму в синем одеянии. Она улыбнулась мне, и сердце мое запело. «Не тревожься более о сестре, – сказала мне эта дама. – Разыщи здесь, во Флоренции, маэстро Бенвенуто, сына маэстро Джованни, и умоли его создать музыкальный инструмент. Песня его струн разбудит твою сестру». И та дама коснулась моей головы, благословляя; и вот я здесь. В ваших руках две души, маэстро, спасите же мою сестру, спасите меня от отчаяния!

– …я согласился помочь ей, и ни секунды не сожалею об этом. Вернуть заблудшую душу – вот самое угодное Господу деяние! Господь дал мне великий талант, и я не смею зарывать его в землю. Моя лютня превзойдет творения самого прославленного Леонардо…

– …Моя скромность прямо-таки зашкаливает, мое ЧСВ выше облаков, мои сапоги попирают Вселенную, – заглушил скрип пера мальчишеский голос.

Бенвенуто оторвался от дневника, уже готовый высказать ученику все, что думает о его умственных способностях и наглости, и замер в растерянности.

Бенвенуто?

Почему Бенвенуто?

Вот же черт…

Дон потер виски, зажмурился, распахнул глаза – но Филька на коленях, одетая во что-то немыслимо-средневековое и протягивающая к нему руки в мольбе, так и стояла перед внутренним взором. Как и вся эта сумасшедшая беседа.

– Без обид, Дон, – продолжил Киллер, отодвигаясь от стола и разминая пальцы. – Неужели он правда поверил в эту сказочку? Или это он будущим читателям вырастил развесистую клюкву?

Ага, клюква. Сейчас, три раза! Этот наивный идиот Бенвенуто…

Волна обиды и возмущения захлестнула Дона, словно это его кто-то назвал наивным идиотом.

Он потряс головой, оглядел Киллерову комнату – чисто чтобы убедиться, что он здесь и сейчас, что его зовут Даниилом Горским, а за окном осенний Питер, а не Флоренция шестнадцатого века.

– Дон, ты чего? – забеспокоился Киллер.

– Чертовщина мерещится, – честно признался Дон. – А Бенвенуто в самом деле был редким индюком.

Прислушался к себе, уже без удивления поймав волну обиды: неблагодарный мальчишка! Я отдал тебе все свои знания, весь свой талант, я сделал из тебя достойного человека, а ты… Индюк! Я, великий мастер Бенвенуто Челлини, – индюк!.. Зря я с тобой связался, надо было дождаться кого-то поумнее.

Дону даже стало стыдно.

В самом деле, для своего века Бенвенуто был очень даже ничего. Ну, не Чезаре Борджиа. Не Макиавелли. Ну так художник же, а не политик. Гениальный художник, да-да. Самый гениальный, только не обижайся, о моя шизофрения.

Бенвенуто обиженно фыркнул, мол, я тебя насквозь вижу. Все вы такие, когда нужна помощь – великий мастер и учитель, а как не нужен – так сразу индюк. Не подлизывайся, все равно не верю!

Ага. Не подлизываюсь.

Просто схожу с ума.

Вон и Киллер смотрит как на больного. Срочная консультация со специалистом по душевному здоровью. Здрасьте, дядя доктор, у меня в голове живет Бенвенуто Челлини, и я не хочу об этом поговорить! И вас, синьор Бенвенуто, попрошу временно заткнуться!

«Мальчишка! Я не буду с тобой разговаривать, даже если попросишь!»

Не попрошу, еще чего, шизу себе просить!..