Паладины - Андрей Муравьев

…Костя умудрился вылететь из седла при первом же ударе. Противник его, пропустив копье оруженосца над плечом, всадил пику в грудь лошади Малышева. Удар был так силен, что конь рухнул как подкошенный, а сам бывший фотограф полетел вперед вверх тормашками.

Приземлился он достаточно удачно, ничего не сломав. Зато в окружении врагов. Над головой блеснул топорик, но его обладатель получил от налетевшего франка копье под ребро. Справа свистнула сабля, однако и здесь помогли соратники по оружию.

Костя вытащил меч и рубанул по морде ближайшую лошадь в блестящем барде. Конь поднялся на дыбы, открывая незащищенный бок своего наездника, куда Малышев и ткнул от всей души. Потом ударил по ноге рубящегося с Горовым всадника, принял на щит саблю и ответил крутящемуся на лошади молодому сарацину… Добил раненого, но поднимающегося с колен окровавленного хорезмийца… Рядом возникло пустое седло с богатым узором. Потерявший хозяина красавец-жеребец норовил укусить нахального чужака, пытающегося сесть на него, пришлось успокоить лошадь тычком в зубы. Ощутив на спине седока, конь пару раз взбрыкнул, но покорился удилам. Вокруг были только свои. Клин франков все глубже вгрызался в ряды мусульман. Костя дал шпор негодующе заржавшему жеребцу, посылая его вперед.

…Горовой легко выбил из седла одного за другим двух противников, когда понял, что из виду исчезли и Костя и Захар. Подъесаул сдержал Орлика, давившего низкорослых арабских скакунов, подал назад. Какой-то араб как раз заносил над спешенным Малышевым саблю, и казак метнул в него свое копье. Тяжелое рыцарское копье – это не короткая легкая пика или сулица, только и рука у кубанца была крепкая. Острие вошло арабу в бок, пришпилив тело к высокой луке седла. Тимофей Михайлович подхватил саблю. Очередной противник, грамотно прикрывшись лошадью, обрушил на щит казака град ударов. Рыцарь на мгновение замешкался, как вдруг сарацин вскрикнул и схватился за ногу. Подъесаул сделал выпад, клинок на долю секунды вошел в щель шлема. Хорезмиец полетел с лошади. Слева показался размахивавший секирой Трондт, за его спиной мелькнуло лицо Пригодько. Казак крутанул Орлика в сторону Малышева, но тот уже был в безопасности, охаживая ножнами бока трофейного коня. Вокруг начали собираться рыцари. Тимофей Михайлович подхватил с земли чужое копье. Только не терять темп!

– Вперед! Вперед! – Он направил коня на отходивший строй всадников в блестящих доспехах, следом ринулась горстка храбрецов.

Туда! К военачальнику мусульман, к воину в золотом шлеме! Пока сарацины не поняли, что нападающих слишком мало, и не раздавили их.

Рубились они знатно. И те, кто носил на груди полумесяц, и те, чьи сердца прикрывал красный крест. Красиво рубились, яростно… и погибали. Вокруг зеленого знамени и воина в золотом шлеме таяла линия телохранителей, но еще быстрее гибли крестоносцы из отряда Горового.

Перед глазами Пригодько мельком проносились знакомые и незнакомые лица, задевая сознание только краешком. Вот свалился с разрубленной шеей Трондт, рядом скорчился Эйрик, держась за торчащее из живота копье. Бородачи-лангобарды до последнего прикрывали своего командира. Зашатался и осел весельчак Бэл. Валлиец дорого поплатился за то, что не хотел прицепить кольчужную сетку к своему старомодному шлему. Стрела гуляма вошла ему точно в основание шеи почти на излете. Куда-то пропал Чуча, под которым убили коня, позади остались пешие Ходри и Гарет.

Захар, отбросив сломанный меч, взялся за более привычное ему оружие и теперь махал секирой с остервенением обреченного, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Он упрямо держался за подъесаулом, закрывая ему спину.

…А казак пер на знамя.

Горовой быстро потерял свою фамильную саблю, застрявшую в хитросплетениях чужих доспехов, затем сломал трофейный меч и теперь крушил врагов чьим-то боевым молотом. Тяжелая болванка с острием, сидящая на конце метрового древка, проламывала любые доспехи и скидывала противников с лошадей, не давая врагу подобраться на расстояние сабельного удара.

Рядом мелькала секира Захара, с другой стороны на расторопном трофейном коне гарцевал Малышев. И казак не заботился о флангах. Только вперед! К предводителю мусульман.

Гулямы личной охраны, обеспокоенные яростным напором латинян, уже собирались увести своего господина подальше от опасности, но неожиданно в бой вмешался еще один отряд. С правого фланга на хорезмийцев набросились лангобарды Боэмунда. Оставив племянника Танкреда штурмовать каре мусульманской пехоты, предводитель сицилийских норманнов повел своих рыцарей на прорывавшихся по центру врагов. Стальной клин рассек строй тяжелой кавалерии сельджуков, отбросив часть из них назад, на копья спешенных рыцарей. Викинги, разъяренные неудачным началом битвы, крушили зажатых в теснине боя элитных всадников исламского мира, как лиса, попавшая в курятник, душит беззащитных кур. Один за другим воины в блестящих доспехах летели под ноги своих быстроногих скакунов.

На острие атаки ревел медведем неистовый Боэмунд. Высоченный сицилиец, сменивший несколько лошадей, покрытый кровью врагов от пяток до шеи, одним своим видом нагонял ужас на противника. Сотня окружавших его телохранителей была ему под стать.

Предводитель мусульман сполна оценил уровень опасности и принял решение. Последовал гортанный окрик, и гулямы перед казаком разошлись, открывая прямой путь к вождю мусульман, уже вытянувшему саблю. Дважды подъесаула приглашать не пришлось.

Удар с лету пропал втуне. Сарацин ловко крутанулся в седле, припал к шее коня, и молот Горового просвистел над головой неприятеля, сбив несколько перьев с золотого шлема. Зато клинок араба распорол плащ на плечах рыцаря. Дзинькнуло, расходясь, плетение кольчуги, и по плечу Тимофея потекла кровь.

Араб играл с противником. Прекрасно обученная лошадь с грацией пантеры переносила своего хозяина с места на место, отчего саженные замахи боевого молота казака пропадали впустую. Горовой отбросил тяжеленный «клюв» и, ухватившись за луку седла, подхватил с земли чью-то саблю.

Тюрок оценил ловкость, с которой это проделали, а возможно, сыграло роль нежелание затягивать поединок. Так или иначе, но воин в золотом шлеме перестал забавляться.

Два коротких удара, принятых подъесаулом на клинок, были только затравкой. Затем последовал длинный выпад в правый бок. Казак даже не пробовал перейти в контратаку. Рубился враг превосходно: быстро, зло, экономно… Неуловимый выпад в живот. Кони начали разносить противников, араб среагировал первым. Длинногривый турецкий скакун присел на задние ноги, разворачиваясь почти на месте. Спину Горового обожгло. Опять полетели кольца доспеха.

Русич развернул лошадь только для того, чтобы успеть заметить прямой выпад острием клинка в область ключицы. Подъесаул успел принять его на гарду сабли и тут же пропустил удар в уже окровавленное плечо. В этот момент жеребец араба умудрился вцепиться зубами в незащищенный бардом круп Орлика. Конь взбрыкнул, и израненный Горовой вылетел из седла.

При падении он потерял саблю, ушибся, застрял, попав ногой в груду мертвых тел. Время замедлило ход. Тимофей поднял голову, когда над ним зависла чья-то тень. Он даже успел удивиться блику солнца на лезвии великолепного клинка булатной стали. И услышать свист опускавшейся сабли…