Паладины - Андрей Муравьев

Русичи, чей путь пролегал на северо-восток, тоже поддерживали эти настроения по мере сил.

В результате через пару дней войска паломников двинулись в обход гор Тавра. Отказались только несколько тысяч лотарингцев под командованием Балдуина Бульонского и сицилийцы Танкреда. Они решились идти прямо через горные перевалы.

Как ни странно, отряд Горового, разросшийся благодаря тому, что к удачливому рыцарю примкнули новые люди, сеньоры которых погибли в последнем бою, ушел вместе с Балдуином.

За день до этого епископ Адемар решил отметить своего рыцаря за его действия на поле боя. Награда была очень достойной по меркам того времени. В присутствии нескольких тысяч воинов из отряда самого епископа и стоявших на отдыхе провансальцев под звуки благодарственных молитв флажок на копье рыцаря Тимо из Полоцка был усечен. Простой вымпел стал маленьким знаменем. Горовой официально стал баннеретом, то есть рыцарем, имевшим право выводить за собой других рыцарей с их отрядами-копьями. Иначе говоря, он был произведен в военачальники, хотя и не ахти какие.

Горовой тут же попробовал собрать добровольцев и двинуть в глубь армянской области за Евфратом, где находился город Эдесса. Но епископ не поддержал это начинание, а без благословения легата привлечь сколько-нибудь значимые силы не представлялось возможным. Идти же только с двумя сотнями людей, считавших рыцаря Тимо Полоцкого своим предводителем, было бы равносильно самоубийству. Тимофей Михайлович побуянил, но сдался. И он, и Костя помнили слова Улугбека Карловича, который говорил, что Эдесса будет взята в ходе этой войны именно братом Готфрида Бульонского. Русичи верили, что при таком раскладе у них обязательно появится шанс. Потому и пошли они не на такой желанный север, а вместе с лотарингцами – в горы.

Пока русичи вместе с десятком таких же мелких отрядов только выдвигались в сторону заснеженных вершин, Танкред и Балдуин времени не теряли. Пройдя перевалы без каких-либо проблем, оба крестоносных военачальника бросились наперегонки по земле Киликии. Города, большинство населения которых составляли христиане, стремились раскрыть ворота перед завоевателями. Сокровищницы и арсеналы местных эмиров, их дворцы и имущество не успевших убраться единоверцев доставались победителям.

Гонка была азартной и не всегда честной.

Раз викинги Танкреда надавали по шеям немецким воинам, зашедшим на «чужую» территорию. В следующем городе уже рыцари Балдуина обстреляли авангард норманнов, вторгшихся, по их мнению, не туда. Сицилийцы разогнали турецкий гарнизон Тарса и взяли под контроль город, где родился апостол Павел. Местные христиане поднесли Танкреду золотой венок правителя города и попросили взять их под свою защиту. Пока он раздумывал над предложением, появились передовые отряды Балдуина. Тот не стал заморачиваться, тратить время на ненужный политес и просто предложил: «Войдем вместе и вместе пограбим этих заплывших жиром скопцов: пусть тот из нас, кто захватит больше, оставит все себе, а тот, кто может взять, возьмет!» Танкред, уже посматривающий на городок как на собственную вотчину, не пожелал делиться захваченным. И был изгнан силой. Семьсот рыцарей лотарингца выбили полтысячи сицилийцев за пределы городских стен. Пролилась братская кровь. Одни христиане резали других.

Танкред отомстил через несколько дней. Пройдя скорым маршем селение Аданы, в котором уже хозяйничал какой-то бургундский барон, сицилиец захватил богатую крепость Мамистра, разграбив ее дочиста. Когда же под стенами города появились кавалеристы германца, на их головы обрушился шквал стрел. Норманны мстили.

Все это могло бы вылиться в открытую войну, но дело в свои руки взяли простые крестоносцы и монахи, каковых было предостаточно при каждом мало-мальски значимом отряде. Под угрозой отлучения и потери большей части своих солдат военачальники примирились, распределили сферы влияния и пустились грабить дальше.

Пока на юге паломники набивали свои кошели и седельные сумки богатствами Востока, на севере большая часть Христова войска упорно двигалась в обход горной гряды, занимая один город за другим. Освобожденные селения передавались под управление местным православным общинам и легатам басилевса. Крестоносцы создавали линию, за которую можно было бы уйти в случае возникновения проблем в Сирии, плацдарм, способный обеспечить их людьми и припасами при походе на мусульманские территории.

Так продолжалось бы долго, но до некоторых вождей стало доходить, что в своем освободительном походе они не приближаются к Иерусалиму, а, наоборот, отдаляются от него. Войска повернули на юг.

Проблем было две. Первая состояла в том, что гряда Тавра к северу расширялась, так что воинству по пути в Сирию пришлось преодолевать уже не один, а несколько перевалов. Вторая была еще неприятней: пришла осень. Дожди размыли редкие дороги. Теперь по ним приходилось идти гуськом, ведя в поводу вьючных животных. Нередко одна сорвавшаяся в пропасть лошадь увлекала за собой еще нескольких. Пешие рыцари, вымотанные нескончаемыми подъемами и спусками, продавали или просто выбрасывали часть оружия и доспехов, избавляясь в первую очередь от щитов и копий. В долину к городку Марашу, где был назначен общий сбор, армия вышла обессиленной и измотанной, потеряв в этих проклятых горах куда больше людей, чем в боях при захвате городов и крепостей Анатолии.

Улугбек все чаще проводил время с ибн-Саббахом. Конечно, в его положении выбирать не приходилось, но общение с исмаилитом[76]было приятно ученому, мысли, которые тот высказывал, казались интересными, а подход к жизни и оценки происходящего – незаезженными. Иногда их беседы затягивались далеко за полночь.

Отряд мятежного посвященного кружил где-то между холмами, петляя и меняя направление движения. Возможно, так шейх пробовал запутать погоню. На ночь останавливались в мазанках пастухов и бедных крестьян, избегали постоялых дворов и караван-сараев и объезжали все встречающиеся города и большие селенья.

Услышав вопросы о местоположении отряда, его предводитель только улыбался, а все его спутники отрицательно крутили головами. Либо им не велено было разглашать эту тайну, либо они и сами ничего не знали.

Сомохов терпел. Ведь в мыслях ученого оставалась еще одна загадка, которая не давала покоя. Однажды вечером Улугбек Карлович не удержался и прямо спросил у беглого вождя сектантов, чего тот от него хочет.

Гассан рассмеялся и предложил сесть рядом. Обычно они ели всухомятку, но сегодня нукеры раздобыли двух баранов и мешок риса, так что измотанным путникам предстоял пир. Это, а может, другое что-то настроило посвященного на добродушный лад.

– Ты интересный человек, неродившийся. – Он улыбался весело и открыто. – Но иногда мне кажется, что передо мной сидит зрелый муж, а иногда – что вопросы задает ребенок.