Слово на букву "Л" - Клер Кальман

* * *

Она видит их сквозь спинку скамейки, сколоченную из нескольких досок, — они сидят под миндальным деревцем. С того места, где она лежит, зарывшись в густую высокую траву, ей видны только полоски ткани — это люди на скамейке. Незнакомые, но все же узнаваемые. Папин воскресный пиджак, зеленый и неровный, словно высохший мох, волосы миссис Меллорс, покрашенные в «клубничный блонд», хотя на клубнику они ничуть не похожи. Она всегда уверяет, что не красит волосы, а просто «немного подчеркивает натуральный цвет». До Беллы доносятся обрывки разговора. Его тон то опускается, то внезапно поднимается, как температурный график, который она рисовала в школе.

Неожиданно слова обретают смысл, четкий и резкий под ярким солнцем.

— …Трудности… в общении… — говорит ее мать, — …очень благодарны.

— …образуется, — откликается миссис Меллорс.

Вступает папин голос, низкий и мягкий, но ей из травы ничего, ну совсем ничего не слышно! Раздается громкое — ш-ш! — и наступает молчание. Она падает лицом в пахучую траву, но уже поздно.

— Белла! — голос ее матери звучит настороженно и как будто издалека. — Мы тебя не заметили, дорогая. Не валяйся в мокрой траве. Иди, поздоровайся с миссис Меллорс.

Белла поднимается, запястьем оттирает зеленые коленки и заправляет волосы за уши.

— Для маленьких послушных девочек, которые тихо сидят на скамеечке, у меня есть panettone, — говорит мать, отряхивая ее спереди.

В воскресенье к обеду Алессандра уже по-свойски похлопывала Уилла по плечу и смеялась всем его шуткам. Джеральд взял его на экскурсию в сад, после чего объявил, что Уилл «с Беллой справится» и что он «вообще молодец». Говоря это, он смеялся, и Белла подумала, что он, должно быть, шутит. После обеда Уилл обнаружил ее в гостиной. Она читала книгу, сидя в кресле и подобрав под себя ноги.

— Не выйдешь ли ты к нам? — поинтересовался он. — Скоро будет кофе.

— Нет, спасибо.

— Мадам желает, чтобы кофе доставили ей прямо сюда? Делайте заказы, а то официанты скоро уйдут домой. — Он улыбнулся и заглянул ей в лицо.

— Не надо, спасибо.

— Что случилось?

— Ничего. Просто читаю.

— Подумайте только, она читает. Мы проперли через всю страну, а ты прячешься по углам, словно дикий подросток. Ты что, всегда, когда приезжаешь в гости, скрываешься от хозяев?

Белла не отрывалась от книги.

— Это просто невежливо. И по отношению ко мне, и по отношению к твоим родителям. Я приехал сюда только из-за тебя, а ты меня избегаешь.

— Ты, кажется, прекрасно обходишься и без меня.

— Я общаюсь за двоих — за себя и за тебя.

— Можешь не утруждаться. За меня общаться не стоит, они ко мне привыкли. Я ведь нелюдимая, разве моя мать тебе еще не сказала?

— Ну, хватит. Взгляни на меня, пожалуйста.

Белла оторвала взгляд от страницы. Глаза ее смотрели холодно и надменно.

— Ненавижу, когда ты так смотришь.

Она лишь прищурилась:

— Наконец-то ты это сказал.

— Господи, иногда ты просто невыносима. — Он засунул руки глубоко в карманы. — Терпеть не могу, когда ты меня так осаживаешь. Когда от тебя веет таким холодом, я не знаю, как пробиться к тебе!

— Ну, тогда не трать силы.

— В чем дело? В чем? — Уилл снова подошел к ней и положил ладонь на ее волосы.

— Не делай так. Прическу испортишь. — Она тряхнула головой и сбросила его руку.

— Хорошо, позови меня, когда снова примешь человеческий облик.

Белла запечатлела один поцелуй на правой щеке Алессандры и, нарочно нарушая их ритуал, отступила. Ее мать замерла, потом запахнула кардиган и скрестила руки на груди. Белла поцеловала и приобняла отца, а затем чуть не задушила Хунда в объятиях. Наклонившись к его милой морде, она слышала, как Уилл поцеловал Алессандру и как та легко рассмеялась. Джеральд от всей души похлопал Уилла по спине. Она еще раз чмокнула Хунда и потрепала его по загривку.

— Приезжайте к нам еще, милый Уилл, не ждите, пока Белла пригласит вас. Иначе мы к тому времени совсем поседеем и состаримся, — улыбалась Алессандра.

Уилл влез на переднее сиденье и пристроил на коленях жестяную коробку с домашним печеньем. Между ног у него была зажата бутылка настоянного на вишне бренди.

— Ну, теперь уж привезете домой подарков, Уилл, дорогой. — Белла завела машину и чуть махнула из окна, для формальности нажав на клаксон.

— Мне кажется, это очень мило с ее стороны — она лишь проявила гостеприимность.

— Гостеприимность? Да она тебя почти усыновила. Я вообще удивляюсь, как это не предложила нас обменять: старого ребеночка на нового. Никогда не выбрасывайте старого, нелюбимого ребеночка! Его всегда можно обменять на другого, веселого и общительного!

— Я тебе уже сто раз говорил, что ты преувеличиваешь.

— А нового ничего не скажешь? Пора, пора.

— Ты злишься, я же вижу.

— Как ты прекрасно знаешь, ничто так не выводит человека из себя, как то, когда ему говорят, что он злится. Иногда… Иногда из тебя так и прет самодовольство.

— Боюсь, ты меня не поняла. И я тебя не понимаю, не понимаю, чем я тебя обидел.

— Не понимаешь? Не понимаешь? Ты все выходные провел практически в обнимку с моими родителями, особенно с матерью, и не понимаешь, чем ты меня обидел?

— Честно говоря, нет. Правда, у меня есть одно предположение…

— И какое же, мистер Самодовольство?

— Ну, хватит, не будем ссориться, Белла.

— Белла? Ты даже имя мое вспомнил? Да ты вспоминаешь, как меня зовут, только когда мы ссоримся, а все остальное время я для тебя или «ягодка», или «лапочка», или еще какая-нибудь часть флоры и фауны!

Уилл помолчал минуту.

— Ты же знаешь, так я выражаю свою любовь. Если тебя это раздражает, могла бы раньше сказать. Я думал, тебе нравится.

«Мне нравится», — подумала она, но, словно в ловушке, уже оказалась в яме, такой глубокой, что не видно было краев.

Что ей оставалось делать? Только копать дальше. Она коротко вздохнула. Уилл продолжил:

— Мне кажется, ты взбешена потому, что я поладил с твоей мамой и тем самым разрушил любимую тобой сказку, где она — Гингема, а ты — Дороти.

Белла изогнула бровь.

— О, знаменитый взгляд Крейцеров! Я трепещу от страха. Послушай, иногда я думаю, что тебе больше нравится быть правой, чем счастливой.

— Не слишком убедительная мысль, тебе не кажется?

— Хорошо, а почему тогда ты так расстроена?