Осколки - Александра Эльданова

то потом по темноте таскаться мало хочется.* * *

Александра.

Я немножко лукавила, говоря, что мне спокойно. Действительно все слишком как-то быстро и вынуждено. Я про переезд. Да, никто не мешает, когда все закончится, вернуться домой, вот только захочу я этого? А Сергей? Я ведь никогда ни с кем не жила, кроме родителей. С Димой мы собирались съезжаться после росписи, квартира в городе должна была стать моим свадебным подарком, я даже ездила ее смотреть. Хорошо мама не успела внести залог.

И вот теперь я раскладываю свои вещи в чужом шкафу и мучаюсь дурацким мыслями и опасениями, борясь со странным чувством неловкости.

В Черногории мы тоже почти жили вместе, потому что Топольский снял не номер в гостинице, а маленький домик на две комнатки, но в двух шагах от моря и с большим пышным садом. Вот только быта как такового у нас там не было — еда из ресторанов, раз в два дня заглядывала помощница хозяйки и прибиралась. Сейчас все будет иначе. Честно сказать, я вообще не планировала съезжаться в ближайшее время, потому что меня полностью устраивал сценарий, где мы ночуем друг у друга, хотя, когда Сергей оставался в Луговом было даже лучше — большой дом, сад, разговоры на крыльце, все это было слишком прекрасно. Даже в перспективе какой-то совместной жизни я рассчитывала, что не я перееду к Топольскому, а он ко мне — переделать мою комнату под второй кабинет достаточно просто. Да, я уже распланировала, но это ничего не значит… Или нет?

— Что-то не так? — спросил Сергей. Я не слышала, как он вошел и остановился на пороге, прислонившись к дверному косяку.

— Да нет, нормально.

— А честно? — я до сих пор не поняла, как он понимает, о чем я думаю на самом деле.

— Не в своей тарелке себя чувствую, — созналась я, — Вроде все как-то наладилось, и вдруг снова надо бояться.

— Не надо. Еще никто ничего конкретного не сказал, — Топольский подошел ко мне, притянул поближе за плечи, обнимая.

— По-твоему, Наталью могло много людей утопить?

— Саша, мы всего все равно не знаем, давай дождемся результатов… экспертизы.

— Это почти неделя. Я с ума сойду за это время.

— Не сойдешь. Хочешь, съездим куда-нибудь?

— Нет, у тебя студия, альбом, куда мы сейчас? Да и вечно бегать не будешь.

— Вот и не накручивай. Или еще что-то есть?

— Я боюсь таких резких перемен, — сказала и выдохнула.

Сергей отстранился, посмотрел мне в глаза.

— Ты мне веришь?

— Да. Но…

— Вот и расслабься. Демоверсия совместного быта, как ты говоришь. Попробуем, притремся. Думаю, мне хватит ума не скатиться в бытовуху и сгладить острые углы, по крайней мере, пока получается. Что еще? Боишься, что увидишь раскиданные носки и разлюбишь меня? Или это ты носки раскидываешь?

— Что ты привязался к носкам? Нет, просто конфетно-букетный период кончился как-то слишком быстро, я не успела его распробовать, а жизнь под одной крышей к чему-то уже обязывает.

Сергей вдруг тихо засмеялся:

— Глупышка ты. Кто сказал, что кончился? А насчет обязывает… К чему? К серьезным отношениям? Так мы уже, нет? К бытовому рабству? К борщам? Я, моя хорошая, собираюсь жить с тобой, потому что мне это нравится и мне так спокойнее, а не потому что хочу навесить на тебя какие-то обязательства.

— Смешно тебе, да?

— Нет, я все понимаю, но иногда ты правда такая глупышка. Давай к этому разговору вернемся, когда все закончится? А пока расслабься, ладно?

— Думаешь?

— Уверен.

* * *

В подъезд я прошмыгнула в обход домофона — придержала дверь бабушке с собачкой и, дождавшись, пока они выйдут, зашла. Лифт у Лешки похож на капсулу смерти, поэтому проще пешком — всего три этажа по широкой лестнице.

В глазок младший Ольшанский не смотрит принципиально, поэтому дверь распахнулась почти сразу.

— Привет.

— Привет. Батя звонил?

— И батя тоже, — я протиснулась мимо Лехи в квартиру и поморщилась. Вот уж у кого холостяцкая берлога!

— Лечить будешь?

— Неа, я поговорить. Ты ж меня игноришь, друг, товарищ и брат.

— Не игнорю я.

— Вот и не игнорь. У тебя чай есть? Или только то, что горит?

— Батя нажаловался?

— А я сама не вижу? — я кивнула в сторону мусорного ведра, из которого торчали горлышки бутылок.

— Шур, вот че ты приехала?

— Соскучилась. Чай мой где?

Лешка со вздохом щелкнул чайником, а я внимательно рассмотрела голую спину. Синяков нет, может в этот раз без историй обошлось?

— Ты б оделся.

— А что? Я такой красивый?

— Ой, Леха, я тебя в детстве без штанов видела, что мне твоя тушка?

Леха состроил мне рожу и ушел за футболкой, а я нашла в его бардаке чистую кружку и пачку чая.

— Ну и чего хотел батя? — спросил уже одетый Леха, появляясь на кухне.

— Переживает за тебя. Отмазывать тебя устал, про пенсию думает.

— Я ж сказал — лечить будешь, — Леха закатил глаза.

— Не перебивай. Я не поэтому приехала. Есть большая вероятность, что Дима, все-таки, жив.

— Приплыли!

— В его колонии есть ещё случай с таким же сценарием — драка, обезображенное лицо, смерть, а человек жив, на свободе, просто выглядит иначе.

— А как его опознали тогда?

— Отпечатки в этой схеме менять не научились. Прозаично все.

— То есть лицо… пластика, что ли?

— Видимо. Знаешь, нам рассказывали, курсе на втором, что чтоб изменить лицо его не обязательно перекраивать,