АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино - Петр Шепотинник

Во многих странах и оппозиция на самом деле — просто тень диктатуры. Поэтому сразу же возникает насилие. Не будет свободы, если все перебьют всех, при этом твердя «свобода», «свобода», «свобода», «страна», «нация». Почему после 60 лет войны между Палестиной и Израилем не только эти две страны, но и всё человечество не в состоянии решить их проблемы? Потому, что мы слабы.

Человечество существует уже столько лет, а проблема голода по-прежнему остается, как и проблема справедливости, дружбы. Не достаточно ли времени, чтобы достичь столь простой цели?

Я верю, что мы рождаемся, чтобы быть здоровыми, счастливыми, быть друзьями. В этом смысл человеческого существования.

Если вы нездоровы, вы умрете.

Если вы несчастливы, вы кончаете жизнь самоубийством.

Если вы не дружите с окружающими, вы поубиваете друг друга. Эти три задачи важнее, чем демократия и всё прочее. Мы столького лишились, идя по пути насилия во всём — в бизнесе, в сфере власти, в оппозиции, в семье. Насилие — один из мрачных моментов нашей жизни.

В мире, полном насилия, есть два героя — Ганди и Мандела. Нужно повсюду распространять их идеи, особенно среди детей, на благо будущих поколений. Но их идей недостаточно для всей планеты.

У меня есть такая теория: интеллигенция любой страны может показать нам, какова будет идеология следующего поколения. Если сейчас у нас только два героя, выступаюших за неприменение насилия, значит, потом их будет тысяча, а через два поколения, может быть, я надеюсь, идеи Ганди и Манделы станут просты и понятны для всех. Если, конечно, насилие не окажется сильнее человечества.

…

В политике всегда есть кто-то плохой и кто-то хороший.

В моём фильме «Президент» даже диктатор не отрицательный герой. Он раскаивается, пытается что-то изменить. Другое дело, что уже поздно, но мы показываем, что он тоже человек.

Он ведь тоже был рожден невинным, но когда достиг власти, он лишился этой невинности. А когда он лишился власти, он начал возвращаться к своей былой невинности.

Те, кто был в темницах, там были невинны, теперь же, получив власть, некоторые из них начали совершать плохие поступки. Есть разные люди, и я пытался соблюсти равновесие.

Рядом с президентом я поставил ребенка. Таким образом я хотел сказать — он не только диктатор, но и отец. И когда он бывает просто отцом, он очень хороший человек. Он человек, как все в своей повседневной жизни.

Как только он лишился официальной власти, он потерял власть и в семье. Я думаю, что то же самое происходит в семье любого диктатора.

…

В каком-то отношении я не меняюсь, я всё время ищу свободу, справедливость, соблюдение прав человека. Но в отношение стиля всегда стараюсь пробовать что-то новое. Мне скучно повторяться. Я снимаю фильм, чтобы искать новую версию правды.

…Кино подобно окну, сквозь которое ты смотришь на мир. Одновременно это и зеркало, в котором отражается общество. В разные времена кино движется в разных направлениях. Сейчас оно, к сожалению, больше занимается собой. Все зеркала будто отражают самих себя. Я учу своих детей, что кино — это взгляд. Вы бросаете взгляд на мир, а потом вы передаете этот взгляд другим. Точно так же, как колеса представляют собой продолжение человеческих ног, кино является расширением человеческого взгляда.

…

Когда я думаю о России, я вспоминаю Тарковского, Параджанова, Эйзенштейна. Два года назад мы с Самирой были в Париже и пошли смотреть «Потемкина». Тогда я сказал Самире, что, когда Эйзенштейн снимал этот фильм, ему было всего двадцать пять лет и самому кино было 25 лет, но мне казалось, что ему две тысячи пять лет, столь сильное было впечатление.

…

Много лет назад фильм «Миг невинности» был запрещен в Иране. Мне даже пришлось продать дом, чтобы расплатиться с долгами. Но однажды позвонил знакомый и сказал, что фильм показывают по московскому каналу. Он сидел в Иране и смотрел мой фильм, который был запрещен в Иране, по московскому телевидению. Этого я никогда не забуду.

— Возникает ли у вас желание переписать свою жизнь?

— Иногда бывает.