Чиновники - Оноре де Бальзак

Дядюшка Антуан и его племянник Лоран облеклись с утра в парадную форму; в восемь часов без четверти явился курьер и попросил Антуана незаметно передать Дютоку пакет от секретаря министра, который де Люпо велел делопроизводителю отнести еще к семи часам утра.

— Сам не знаю, братец, как это случилось, — я спал, спал без памяти и только сейчас проснулся. Он мне задаст чертовскую головомойку, коли узнает, что я вовремя не снес пакет; только молчите, а уж я уверю его, что сам передал его господину Дютоку. Это страшный секрет, папаша Антуан; смотрите, ни слова никому из чиновников; обещайте! Если он узнает, что я проболтался, он выгонит меня, и я потеряю место, он сам так сказал.

— А что же там написано? — спросил Антуан.

— Ничего. Я и так и этак смотрел, видите?

И он слегка приоткрыл конверт, но не было видно ничего, кроме чистой бумаги.

— Сегодня у вас особый денек, Лоран, — сказал курьер, — получите нового начальника. Видно, и вправду решили наводить экономию: соединяют два отделения, будет один директор над ними, теперь могут и до служителей добраться!

— Да, девять чиновников вынуждены подать в отставку, — сказал, входя, Дюток. — А откуда вы-то пронюхали?

Антуан вручил ему письмо, и едва Дюток открыл его, как чуть не скатился по лестнице, пустившись бегом к секретарю министра.

Когда ла Биллардиер наконец умер, чиновники Рабурдена и Бодуайе, наговорившись вдоволь об этом событии, постепенно вернулись к повседневной жизни и к своим привычкам административного dolce far niente[78]. Все же приближался конец года, и это вызывало у них некоторое трудолюбивое усердие, так же как вызывало у швейцаров елейное раболепство. Каждый являлся вовремя, многие задерживались и после четырех часов, ибо наградные сильно зависят от впечатления, которое произведешь на своего начальника за самые последние дни. Весть о слиянии двух отделений, ла Биллардиера и Клержо, в одно управление под новым названием взбудоражила всех чиновников. Было известно, сколько человек подлежит увольнению, но кто именно — еще не знали. Высказывались догадки, что на место Пуаре никого не назначат — таким образом, его должность упразднялась. Молодой ла Биллардиер ушел сам. Но только что поступили два новых сверхштатных писца, и — о ужас! — они были сыновьями депутатов. Слух о сокращениях, распространившийся с вечера, в то время когда чиновники уже собирались уходить, поверг их в ужас. Поэтому, придя на следующее утро, они добрых полчаса провели около печек в оживленных разговорах. Дюток явился раньше всех и отправился к де Люпо, которого застал за туалетом; продолжая бриться, секретарь министра взглянул на него — такой взгляд бросает генерал перед тем, как отдать приказ.

— Мы одни? — спросил де Люпо.

— Да, сударь.

— Итак, начинайте поход против Рабурдена, смело и решительно. Вы, конечно, оставили у себя копию его проекта?

— Оставил.

— Вы понимаете меня? Inde irae![79]. Нам нужно вызвать против него всеобщее возмущение. Придумайте что-нибудь, чтобы все возопили.

— Я могу заказать карикатуру, но у меня нет пятисот франков, чтобы заплатить за нее...

— А кто ее сделает?

— Бисиу.

— Получит тысячу и будет помощником Кольвиля, этот с ним поладит.

— Но он же не поверит мне.

— А вы что, намерены меня компрометировать? Принимайтесь за дело, иначе ничего не получите.

— Если господин Бодуайе назначается директором, он мог бы одолжить эту сумму...

— Да, назначается. А теперь оставьте меня; поторопитесь и не показывайте вида, что мы с вами встретились, спуститесь по боковой лестнице.

В то время как Дюток возвращался в канцелярию, трепеща от радости и придумывая средство возбудить, не слишком себя компрометируя, всеобщий ропот против своего начальника, Бисиу побежал навестить рабурденцев. Считая свою игру проигранной, этот мистификатор решил позабавиться и держаться так, словно он выиграл.

Бисиу (подражая голосу Фельона). Господа, кланяюсь вам и всех приветствую. Назначаю на будущее воскресенье обед в «Роше-де-Канкаль»; но нужно решить один важный вопрос; уволенные чиновники участвуют или нет?

Пуаре. Конечно, и даже те, кто уходит в отставку!

Бисиу. Мне-то решительно все равно, ведь не я плачу. (Всеобщее изумление.) Назначен Бодуайе, и мне уже не терпится услышать, как он зовет Лорана (передразнивает Бодуайе).

Спрячь под замок, Лоран, мой бич и власяницу.

(Взрыв хохота.)

«Гуся бей!» Кольвиль прав со своими анаграммами. Ведь вам известна анаграмма «Ксавье Рабурдена, начальника канцелярии». Будь я Карлом Десятым, я бы трепетал, как бы и моя судьба, предсказанная анаграммой, не исполнилась столь же неукоснительно.

Тюилье. Что вы? Смеетесь?

Бисиу (расхохотавшись ему прямо в лицо). Смехом урода крой. Мехом урода скрой. Шутка недурна, папаша Тюилье, ибо вы далеко не красавец. От злости, что назначен Бодуайе, Рабурден подает в отставку.

Виме (входя). Что за комедия! Я пошел вернуть свой долг Антуану — тридцать — сорок франков, — и он рассказал мне, что супруги Рабурдены вчера были на интимном вечере у министра и уехали только без четверти двенадцать. Его превосходительство проводил госпожу Рабурден до самой лестницы; говорят, она была одета божественно. Словом, сомнений нет — Рабурден назначен директором. Рифе, экспедитор стола личного состава, работал ночь напролет, чтобы все подготовить: теперь это назначение уже не тайна. Господин Клержо подал в отставку. После тридцати лет службы это нельзя считать увольнением. Господин Кошен богат...

Бисиу. Если верить Кольвилю, он торгует кошенилью.

Виме. Ну, конечно, кошенилью, ведь он же компаньон Матифá, владельца фирмы на улице Ломбардцев. Так вот, он тоже уходит. Пуаре уходит. И на их места никого не берут. Назначение господина Рабурдена состоится сегодня утром... но опасаются интриг...

Бисиу. Каких интриг?

Флeри. Ну, со стороны Бодуайе, конечно! Клерикальная партия поддерживает его; а вот еще статья в газете либералов: всего несколько строк, но презабавно. (Читает.) «Вчера в фойе Итальянской оперы поговаривали о возвращении господина Шатобриана в министерство, эти слухи вызваны тем, что место, предназначенное господину Бодуайе, получает господин Рабурден, которому покровительствуют друзья высокородного виконта. Ясно, что клерикальная партия могла отступить только в результате соглашения с прославленным писателем». Негодяи!

Дюток (подслушавший этот разговор, входит). Кто это негодяи? Рабурден? А, так вы уже знаете новость?