Эмоциональный мозг - Павел Симонов

В свете представлений о решающей роли четырех мозговых структур функции «эмоциональной» подсистемы гиппокамп — миндалина соответствуют роли эмоций в организации поведения: его ориентации на удовлетворение актуальной потребности с учетом наличной ситуации (миндалина) и расширением диапазона значимых внешних стимулов (гиппокамп). Подсистему фронтальная кора — гипоталамус можно рассматривать как церебральный субстрат воли, поскольку эта подсистема способствует стабилизации поведения, направляя его на удовлетворение доминирующей потребности, несмотря на неблагоприятный прогноз и конкурирующие мотивы. Повреждение именно этих двух образований делает поведение выражение «безвольным», поскольку нарушается способность выбора между конкурирующими мотивациями, между высоко значимыми и мало значимыми сигналами.

Итак, следуя за Сеченовым и Павловым, мы определяем волю как специфическую потребность преодоления препятствий («рефлекс свободы»), которая отличается от других потребностей тем, что всегда «приращена» к какой-либо иной потребности, инициировавшей поведение и породившей необходимость преодоления. Согласно Сеченову, воля есть «побуждение, пересиливающее все прочие», но это отнюдь не синоним мотива, почему-либо возобладавшего над всеми остальными в настоящий момент, не «этикетка для торжества сильнейшего стимула» (Ф. Харриман). Воля содействует трансформации потребности, устойчиво доминирующей в структуре данной личности, во внешне реализуемое поведение, в действие, в поступок. Именно устойчивость доминирующей потребности нередко побуждает человека поступать несообразно с обстоятельствами, вопреки обстоятельствам, что порождает у стороннего наблюдателя (да и у самого субъекта) иллюзию «свободной воли», якобы не зависящей от условий внешней среды. На самом деле поведение остается детерминированным, но не сиюминутной ситуацией, а доминирующей потребностью, сформированной прежде всего и главным образом условиями воспитания человека на протяжении всей его предшествующей жизни. Определенную роль здесь играют, разумеется, и врожденные задатки личности, в том числе — присущая ей выраженность «рефлекса свободы». В зависимости от индивидуальных особенностей механизмов воли, от волевых качеств личности господствующая потребность трансформируется в поступок или нет. Слабовольный человек может удовлетвориться «синицей в руках», продолжая сознавать несравнимо большую ценность «журавля». Внешне не реализованная, но продолжающая существовать потребность оказывает влияние на деятельность ряда других мозговых механизмов, в частности, на генерирование «психических мутаций» (см. ниже), на поиск способов разрешения мотивационного конфликта. Знание средств достижения цели (или интуитивная догадка о них) и способность использовать эти средства сочетаются далеко не всегда и не у всех. «Талант — это счастливая комбинация многих творческих способностей человека в соединении с творческой волей» [Станиславский, 1958, с. 30].

Стабилизирующая поведение функция воли имеет свою «ахиллесову пяту», которая становится особенно очевидной в случае необходимости творческого подхода к решению стоящих перед субъектом задач. Один из замечательных парадоксов высшей нервной (психической) деятельности человека состоит в том, что «рефлекс свободы» (употребим еще раз этот павловский термин) делает субъекта поразительно не свободным в сфере творчества, навязывая ему упорные попытки продвижения в одном и том же ранее намеченном направлении. Вот почему в процессе эволюции сформировался специальный механизм, защищающий определенные этапы творческой деятельности от вмешательства воли (см. ниже).

В развитии представлений о психофизиологии воли можно выделить три узловых этапа.

Во-первых, это высказанное И. М. Сеченовым положение о том, что рядом с волей «всегда стоит, определяя ее, какой-нибудь нравственный мотив», что «роль свободной воли целиком переходит на побуждение, пересиливающее все прочие». Эта замечательная идея объяснила, почему человек очень часто действует не в соответствии, а вопреки сложившимся обстоятельствам, почему он обнаруживает относительную независимость от сиюминутных внешних влияний.

Второй критический момент связан с открытием И. П. Павловым «рефлекса свободы», для которого наличие преграды служит адекватным стимулом. Благодаря этому открытию стало ясно, что воля представляет не саму доминирующую потребность, но мозговой механизм, дополнительный к мотиву, первично инициировавшему поведение и создавшему стимульно-преградную ситуацию. Иными словами, воля оказалась самостоятельной «потребностью преодоления», не тождественной тому мотиву, который она «обслуживает» и усиливает, будучи дополнительным источником активности высших живых существ. Открытие особого механизма, который Павлов назвал «рефлексом свободы», обогатило науку представлением о филогенетических предпосылках волевого поведения человека. Ведь в отличие от других феноменов высшей нервной деятельности — эмоций и зачатков мыслительной (экстраполирующей, обобщающей, элементарно рассудочной) способности — воля долгое время не имела своих аналогов на дочеловеческих этапах эволюции, что существенно затрудняло ее нейрофизиологическое исследование.

При всем значении теоретического вклада И. М. Сеченова и И. П. Павлова в проблему волн этот вклад длительное время не получал должной оценки у психологов по той причине, что под термином «потребность» в психологии продолжали понимать только сравнительно элементарные биологические и материальные нужды человека, а волю традиционно связывали с сознанием, с интеллектом, способностью учитывать отдаленные последствия своих поступков. Вот почему требовался третий критический шаг — признание и экспериментальное доказательство многообразия и сложности человеческих потребностей, включая такие их разновидности, как потребность познания, творчества, создания произведений искусства и т. п. Именно такой универсальный смысл вкладывали в понятие «потребность» Маркс, Энгельс и Ленин, предлагая объяснять поведение человека не из его мышления, а из его потребностей. Естественнонаучным свидетельством разнообразия потребностей (включая саму волю как одну из них) явилась информационная теория эмоций, обнаружившая наличие потребности в основании любой эмоции человека.

Одновременно информационная теория эмоций показала дополнительность воли по отношению к эмоциям, поскольку зависимость эмоций не только от величины (силы) потребностей, но и от вероятности (возможности) их удовлетворения создает угрозу переориентации поведения на легкодостижимые цели. В противовес эмоциям воля стабилизирует поведение, способствует удержанию важных, хотя и труднодостижимых целей.

Уточнив внутреннюю природу воли, ее отношение к потребностям, эмоциям и мышлению, информационная теория эмоций позволила наметить пути к изучению мозговых механизмов воли.

Свыше ста лет материалистическая наука о деятельности мозга зиждется на положении, впервые со всей отчетливостью сформулированном Иваном Михайловичем Сеченовым в 1863 г.: «Выбор между многими возможными концами одного и того же психического рефлекса, следовательно, положительно невозможен, а кажущаяся возможность есть лишь обман самосознания… первая причина всякого человеческого действия лежит вне его» [Сеченов, 1961, с. 92]. Однако этика, краеугольным камнем которой является личная ответственность субъекта за совершаемые им поступки, с необходимостью требует свободы выбора. В противном случае категории совести, личной вины и ответственности теряют смысл. Это обстоятельство в свое время подчеркнул Гегель: «Этика… Первую идею, естественно, составляет представление о самом себе как об абсолютно свободном существе» [Гегель, 1970, с. 120].