Краплёная - Элеонора Мандалян

– Убедили, Семен Семеныч, убедили. Я вам верю и готова взглянуть на это антикварное сокровище прямо сейчас.

Хоть Семен Семенович и был рекомендован Кате, как человек в своем деле преуспевающий, а при выездах на объект предпочитал пользоваться четырьмя колесами клиента или, на худой конец, метро. Правда, его клиенты к услугам городского транспорта, как правило, не прибегали.

– Эти «новые русские» в погоне за наживой наносят непоправимый ущерб облику Москвы, – сетовал он, удобно устроившись рядом с Катей в машине. – Они хотят превратить ее в современный европейский город, не имеющий собственного лица. За последнюю дюжину лет только в центре Москвы снесено с полтысячи исторических архитектурных памятников. А на их месте либо строятся современные многоэтажки, либо, под видом «реконструкции», создаются бесвкусные эрзацы. Но это же настоящая диверсия! Катастрофа!

– По-моему вы сгущаете краски, – рассеянно отозвалась Катя, сворачивая с Крымской площади на Остоженку.

– Вовсе нет. Оглядитесь по сторонам. Вот вам характерный пример. Остоженка была одной из тех улиц, что определяли колорит и дух старой Москвы. И во что она превращается прямо на наших глазах? Не зря ее окрестили «Золотой милей». Здесь безжалостно сносятся старые дома и возводятся вот эти гиганты. Знаете, сколько стоит сегодня квартира в новом элитном доме на Остоженке? Десять тысяч долларов за квадратный метр!

– Что поделаешь. Время не стоит на месте. Сегодняшнего горожанина не устраивают удобства девятнадцатого века. Стоит ли винить его за то, что он хочет жить не в историческом музее под открытым небом, а в современном городе, в благоустроенном доме с широкими окнами, просторными квартирами и всеми удобствами его собственной, а не канувшей в лету цивилизации. Особенно, если он может себе это позволить.

– Значит и вы туда же, голубушка. И у вас не болит душа за национальное наследие России, за ее художественные ценности? – Внимание маклера привлек Храм Христа Спасителя, заслонивший собой горизонт. – А что вы думаете об этом?

– О сооружении Храма? Что москвичи вернули Богу свой долг, искупили свою вину.

– А как его называют в народе знаете?

– Нет.

– «Храм Спаса на Гараже». За то, что под храмом расположены в несколько этажей паркинги.

– Семен Семеныч! Да вы, как я погляжу, не только маклер, но и собиратель фольклора. Насколько я понимаю, вы ведь даже не христианин.

– Какое это имеет значение! Я коренной москвич, воспитанный на русской культуре. Россия – моя страна, а Москва – мой родной город. И судьба ее не может быть мне безразлична.

Катя с интересом взглянула на маклера.

– Что вас шокирует? Гаражи под храмом? А вот в американских храмах, например, в свободное от службы время, устраивают банкеты и концерты. Причем совсем не обязательно, чтобы концерты те носили религиозную окраску.

Решив, видимо, что его клиентка не тот собеседник, в ком можно искать поддержку, маклер целиком сосредоточил свое внимание на дороге.

Чтобы избежать заторов, они свернули на Пречистинскую набережную.

– Может вам и это нравится? – не удержавшись, спросил маклер, указывая на гигантскую статую Зураба Церетели, возвышавшуюся над Москва рекой.

– Нравится. Вон он какой, весь из себя значительный. Петр Первый вообще мой идеал. А что?

– Да это ж не Петр Первый, а Гуливер какой-то, ростом в свой корабль. Впрочем, конечно вам будет нравиться. Нынешняя молодежь всеядна.

Кате уже начинало надоедать это стариковское брюзжание. Оставив слева от себя Кремль и Красную площадь, они въехали на Москворецкий мост и, с ветерком промчавшись над рекой и ее отводным каналом, оказались на Большой Ордынке. Здесь уличная жизнь, как-будто разом изменив свой темп, потекла размереннее и спокойнее. Исчезли суета, толчея, снующие во всех направлениях пешеходы и машины. Воздух стал чище, а небо голубее и глубже. Но новое время бесцеремонно шагнуло и сюда. Будто перечеркивая жирным фломастером историю, то тут то там косо торчали подъемные краны, возвышаясь над строительными площадками. Созерцая все это, маклер лишь красноречиво, сокрушенно вздыхал. Почти у самой Третьяковской галереи он подсказал Кате свернуть вправо, в тихие, безлюдные переулки Замоскворечья.

– О Господи! – пробормотала Катя. – Я чувствую себя персонажем из фантастического фильма. Будто меня чудесным образом перенесли сразу на два века назад.

– Остановите-ка, душечка здесь, – попросил маклер. – Я хочу, чтобы мы прошли пару кварталов пешочком. Вам это будет крайне полезно.

Они вышли из машины и медленно двинулись вдоль тесных, коротких улиц. Справа и слева от них тянулись двух- и трех-этажные желто-белые особнячки вперемешку с церквями, гордо и изысканно возносящими к небу свои золоченые или голубые маковки и воздушные, островерхие колокольни. С запада от этого старомодного городского пейзажа призрачно маячили кремлевские башни, оставшиеся по ту сторону Москва реки. Чуть поодаль, из отодвинувшейся на задний план и превратившейся в псевдо-, реальности, куда не кинь взгляд, утыкались в небо многоэтажки современной цивилизации, вносящие явный диссонанс в эти тихие купеческие подворья, притаившиеся за чугунными оградами и крепко запертыми воротами.

Катя, никогда не забредавшая прежде в такие места, с любопытством озиралась по сторонам, разглядывая затейливые наличники вкруг окон, лепные орнаменты и узоры на стенах, барельефы, скульптуры, чугунные решетки. На крыше одного дома гордо восседали крылатые грифоны. Со столбов высокой изгороди другого несли свою неусыпную вахту гипсовые львы, правда, похожие на кого угодно, только не на львов. Здесь были могучие атланты, поддерживающие балконы и чуть более изящные, но по-микеланджеловски мужеподобные кариатиды, взвалившие на свои плечи карнизы над портиками.

Вы знакомы с таким направлением в архитектуре, как эклектика? – поинтересовался Семен Семенович, вовсе не для того, чтобы подкусить свою клиентку или проверить ее эрудированность. Скорее из желания пустить пыль в глаза, чтобы она лучше представила, как крупно ей с ним повезло. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Все эти купеческие дома вокруг нас – одна сплошная эклектика. Образно говоря, заказчики и их исполнители выпендривались кто во что горазд, намешивая все известные им стили. Наряду с более ранним классицизмом, вы встретите тут конгломераты из ренессанса, готики, барокко, рококо и даже элементы мавританского стиля. Кредо у них, видимо, было одно: неважно, что как называется и к чему относится, важно, что бы нравилось заказчику.

– И вы собираетесь предложить мне именно такой архитектурный винегрет?

– Ну что вы, душечка. Такой «винегрет» вам не по зубам. Каждый из этих домов – исторический памятник, находящийся под защитой и охраной государства. По краайней мере так было при советской власти, – поправился он.

– Но если мы здесь, значит то, что вы предложите мне купить, по закону не продается. Я правильно вас поняла?