На тайной службе у Москвы. Как я переиграл ЦРУ - Хайнц Фельфе

Передача первичных материалов и пожеланий по получении таковых разведывательным путем из МО в БНД, а также передача информации из БНД в МО регулируются указанными группами в рамках сотрудничества между ними и по взаимному согласию в соответствии с указаниями руководителя подразделения по анализу и использованию информации БНД. Принципиальные вопросы решаются по договоренности между отделом G-2 бундесвера и президентом БНД».

И наконец, БНД должна была информировать МАД об имеющихся у нее сведениях в области безопасности и контршпионажа. С другой стороны, по указанию министра обороны МАД оказывает поддержку БНД, которая, в соответствии с разграничением компетенций от 25.03.1956, является единственной в ФРГ инстанцией, компетентной по вопросам контршпионажа, передавая ей относящиеся к данным вопросам дела и начальные разработки отдела G-2.

Итак, речь шла о торговле шпионскими делами между БНД и МАД, которая мне принесла только пользу: я получил широкий доступ к тому, что делается в МАД. На мой стол ложились все сведения о шпионских играх МАД, поскольку подразделение контршпионажа БНД несло ответственность за все операции такого рода. Здесь следует подчеркнуть, что выражение «военная контрразведка» было выбрано бундесвером, чтобы избежать слова «абвер», которое и в рейхсвере и в вермахте, как известно, означало шпионаж, хотя подлинное значение этого слова и подразумевало ведение контрразведывательной работы. Тем не менее другое название не помогло МАД утаить или замаскировать задачи контршпионажа, инфильтрации и саботажа, решением которых она занималась. Вскрывшиеся в 1978 году скандальные слухи с подслушиванием в министерстве обороны, в ВВС, а также в академии бундесвера, явились откровенным проявлением сохранившихся шпионских функций военного абвера. МАД, по замыслу создавших ее «отцов шпионажа», должна была приглядывать в равной степени как за офицерами воинских частей и генштаба, так и за простыми солдатами, если они хоть в какой-то степени отмежевывались в политическом плане от господствующей военной концепции. Я сказал «отмежевывались», потому что большинство военнослужащих, кого я имею в виду, вовсе не принадлежали к лагерю противника и, следовательно, не могли быть объектами разработки МАД. Полковник в отставке фон Бонин из ведомства Бланка оказался первой жертвой подозрительности, что привело его к столкновению с федеральными секретными службами.

Как уже говорилось, фон Бонин в качестве разносторонне опытного офицера генерального штаба участвовал в создании бундесвера. И вот он, по мнению его руководства, стал задумываться над такими опасными вопросами, как, например, целесообразность политики развернутого вооружения ФРГ и ее полной интеграции в НАТО. Уже одно это сделало его подозрительным в глазах старослужащих военных и политиков группировки Аденауэра. В этих кругах проявляли большую чувствительность к подобным сомнениям, усматривая в них оппозицию, которую надлежало подавлять любыми средствами.

Но Бонин не был оппозиционером, стремившимся к свержению правительства Аденауэра, он лишь сомневался в смысле немецкого участия в Европейском оборонительном сообществе и не приветствовал договор о его создании. После провала ЕОС Аденауэр и его ХДС/ХСС заговорили об ударе по мирному развитию Германии, даже о его кризисе. На самом деле именно они готовили такой удар своими планами вовлечения Западной Германии в ЕОС.

Консерваторы поспешили выступить с широковещательными заявлениями о готовности ФРГ предпринять новые шаги к ее экономическому и военному включению в систему Запада. Но это означало окончательное закрепление раскола Германии.

4 сентября 1954 года канцлер Аденауэр заявил: «Перевооружение Германии должно проводиться в таком объеме и таким образом, как этого требует проводившаяся до сих пор Федеративной республикой европейская политика».

Эту точку зрения не разделяла определенная, хотя и небольшая, группа офицеров генерального штаба. В образовании военного «вакуума» они видели шанс удержать Германию за пределами раскручиваемой США гонки вооружений в Европе, возможность мирного развития Германии, прежде всего если в будущем она займет позицию нейтралитета. Они рассматривали ее как единое целое.

Я сам тоже внес скромный вклад в попытку повернуть развитие в таком направлении, передав моим друзьям сведения о милитаристских планах правительства Аденауэра перед голосованием по вопросу вступления Западной Германии в ЕОС, с которыми они ознакомили своих бывших западных союзников. Тем самым было достигнуто то, что французы и англичане, но не американцы (хотя бы на время) стали с подозрением относиться к военным устремлениям ФРГ. Даже Черчилль 2 сентября 1954 года через английского верховного комиссара Миллера направил канцлеру Аденауэру послание, из которого вытекало, что к ФРГ следует по праву относиться с недоверием. Черчилль отмечал, что и после отклонения вступления Западной Германии в ЕОС у Аденауэра и федерального правительства есть большие возможности, не прибегая к безудержному вооружению ФРГ, недвусмысленно продемонстрировать всему миру свое намерение продолжать усилия в этой области в рамках ранее намеченной программы. Эта мысль интересна во многих отношениях, ибо премьер-министр Черчилль, который принципиально был против ограничения вооружений, полагал, что Западная Германия в сложившихся обстоятельствах сочтет себя спровоцированной и пойдет на риск односторонней ремилитаризации. В этом предположении он оказался не так уж и неправ.

Франция еще более негативно реагировала на милитаристские планы Западной Германии. Конрад Аденауэр назвал позицию Франции, направленную против вступления ФРГ в НАТО, антиевропейской. Ничего лучшего он придумать не мог. Наиболее воинствующие круги США и ФРГ начали оказывать на Францию политическое и в первую очередь экономическое давление, чтобы вынудить ее согласиться со вступлением ФРГ в НАТО. В это время, где-то в середине пятидесятых годов, Аденауэр почти беспрерывно вел переговоры с американцами, в особенности с государственным секретарем Джоном Фостером Даллесом. Последний разработал план экономического нажима на Францию, который был полностью поддержан Аденауэром, все более проникавшимся сознанием своей растущей силы.

В такой ситуации полковник Бонин начал вслух размышлять о судьбах Германии и в результате развивать и поддерживать более умеренные планы вооружения ФРГ. Разумеется, он как «нарушитель спокойствия» попал под двойное «просвечивание» американской и западногерманской секретных служб. Некоторые видели в нем всего лишь реформиста старой военной школы. Но он, несомненно, нашел в себе мужество выступить за мирную единую Германию, предприняв в этом направлении практические шаги. С такой точки зрения его контакты с представителями Советского Союза являлись законными и не представляли собой какого-либо политического заговора.

Полковник Богислав фон Бонин вышел из старинного померанского рода в Потсдаме. Его предки по мужской линии были в основном военными. Свою офицерскую карьеру он начал в 1926 году в кайзеровском рейхсвере. Во время Второй мировой войны он служил вначале старшим штабным офицером в одной из дивизий на Западном фронте. После 20 июля 1944 года фон Бонин стал начальником оперативного отдела генштаба, хотя продолжал участвовать в боях, и проявил подлинное военное здравомыслие, что в то время означало отказ от слепого следования принципу «тотальной войны». 17 января 1945 года фон Бонин подписал приказ, который давал полную свободу действий большой группе войск на Восточном фронте, включая соединения, оборонявшие Варшаву. Этот приказ дал возможность немецким войскам своевременно уйти из польской столицы, но явился нарушением категорического приказа фюрера, запрещающего подобные действия. Следствием явился арест фон Бонина, затем он бежал из-под стражи и попал в плен к западным союзникам.