Как убить своего мужа и другие полезные советы по домоводству - Кэти Летт

Когда двухэтажный автобус дополз до Бейкер-стрит, я спрыгнула, в буквальном смысле, с подножки и в который раз поковыляла в метро. Еще пара пересадок — и я на месте. И пока я ждала и ждала поезда, а по радио объявляли о все новых и новых задержках, я размышляла о своих карьерных альтернативах. Работы вроде кастрации цыплят или нюханья подмышек для тестирования дезодорантов призывно манили пальцем.

Всю дорогу от станции «Саут-Кенсингтон» я пропрыгала подобно кенгуру. А когда ввалилась в музей, моих подопечных и след простыл. Я едва волочила ноги, боль сочилась прогорклым потом, но я нашла в себе силы обойти фойе, отчаянно выкрикивая: «Люси? Люси!!» Моя белая футболка, порвавшаяся во время забега, была вся в пятнах, волосы превратились в воронье гнездо, нога волочилась, бюстгальтер отсутствовал, сиськи болтались — словом, охранники поглядывали на меня с особой бдительностью.

Лодыжка болела нещадно, до сердечного приступа было рукой подать, автобус ушел сорок пять минут назад, — уж лучше бы я очутилась в аду.

В Примроуз-Хилл я прибыла, обеднев на сорок фунтов — спасибо таксисту. Пока мы торчали в пробках, я репетировала свою защиту. Сошлюсь на психнепригодность и досрочно выйду на пенсию. А чтобы ко мне не приставали, целыми днями буду колотить в африканский барабан — пускай считают, что учительство довело меня до безумия.

Как выяснилось, жизнь решила дать мне шанс попрактиковаться в искусстве войны в джунглях. Пробраться в школу незамеченной можно только на четвереньках, чтобы не попасть в объектив видеокамер охраны, а на последнем этапе — и вовсе по-пластунски мимо окна в кабинете Скрипа.

Было ровно три, когда моя секретная операция завершилась успешным проникновением. Через окно я влезла в класс Люси, где та как раз развлекала моих учеников заодно со своими. Противница «Слова и Мела», Люси шепнула, что, раз она так успешно прикрыла мою задницу, с меня как минимум пиво. Вздохнув с облегчением, я прокралась в свой кабинет за журналом — и застыла на месте, пригвожденная стальным взглядом.

— И где это, интересно знать, ты была?

Пердита преградила мне путь быстрее, чем пентагоновский отряд быстрого реагирования.

— Ты в курсе, что грозит учителю, бросившему класс во время экскурсии? — Тонкие губы Пердиты казались двумя розовыми червяками. — За такое увольняют!

Тысячи нелегальных иммигрантов рассылают посылки с сибирской язвой, организуют группы террора по всей стране — и что же секретные службы? Могут они их вычислить? Нет. А тут опоздала на полтора часа — и на тебе, тут же угодила в лапы Пердиты. Просто загадка, почему она до сих пор не в штате антитеррористического отряда Скотленд-Ярда.

Я прикрыла за собой дверь и приготовилась упасть ей в ноги.

— Пойми, это был вопрос жизни и смерти. С детьми все в порядке. На экскурсиях на каждые десять школьников должен быть как минимум один взрослый, верно? Ну вот, а я сделала так, чтобы соотношение было шесть к одному, уговорив помочь нам еще родителей. Плюс Люси была там все время. У меня семейный кризис. Не говори никому, пожалуйста. Ведь все прошло хорошо.

— На этот раз, — уточнила Пердита с манерностью викторианской гувернантки.

— Пердита, умоляю. Не говори Скрипу. Я буду дежурить за тебя на всех переменах до конца года. — От раболепства коленки покрылись гравийной сыпью, но я продолжала гнуть свою линию: — Прояви хоть каплю сострадания. Учительской верности. Сестринской солидарности?

Но сострадания у Пердиты было не больше, чем у колумбийского наркобарона.

— Долг превыше дружбы, — зловеще ответила она. Тон ясно давал понять, что дальнейшие уговоры бессмысленны.

В четыре часа, когда дети высыпали из школьных дверей, разбегаясь по домам, я увидела во дворе Скрипа. Непроницаемое лицо, рот сжат как прямая кишка при запоре.

— В мой кабинет, — приказал он.

Подволакивая поврежденную ногу, я поплелась за ним. Может, рассказать ему, что во время экскурсий происходят и гораздо более страшные вещи? Например, одна моя подруга по колледжу какого вывезла своих шестиклассниц в турпоход, девочки отправились по грибы… вот только грибочки оказались волшебными. В результате класс сутки провалялся в больнице — с галлюцинациями. Такой вот получился «школьный приход», во всех смыслах… Но стоило мне глянуть в глаза Скрипу, как я тут же передумала. Я даже осмотрелась вокруг в поисках какого-нибудь подручного средства для обороны. Диапазон настроений нашего директора колеблется от «отвратительного» до «сатанинского». Причем в удачные дни. Ярость же его, когда накатывает, — это просто торнадо.

— ВЫ БРОСИЛИ СВОЙ КЛАСС?!!

В течение следующих тридцати минут он бушевал не хуже урагана «Катрина», слова так и сыпались из него вместо града. Он был на грани апоплексического удара — ведь я нарушила все мыслимые правила охраны здоровья и безопасности! Жилы на шее вздулись и выпирали кабелями, пока он орал по поводу рисков, угроз, опасностей и возможных последствий столь безрассудного поступка с моей стороны. Я — безответственная, безнравственная, незрелая… Будь его воля, распинался Скрип, он прогнал бы меня взашей. К несчастью, для увольнения необходимо три письменных предупреждения. Но мой проступок настолько серьезный, что он собирается поставить вопрос перед Советом управляющих и потребовать моего немедленного увольнения.

Конечно, надо было хоть как-то оправдываться, но в тот момент я думала лишь об одном: как мне вообще пришла в голову мысль, что это может сойти с рук.

Разглядывая выкрашенную в казенный беж стену за его спиной, я поймала себя на том, что гадаю: интересно, какие предметы лучше всего удавались Скрипу до его необъяснимого повышения на должность директора? Подобострастие и низкопоклонство? Или теория пыток? Я даже придумала прощальный подарок, который преподнесу ему перед уходом, — табличку на дверь кабинета: «Чтобы здесь работать, необязательно быть женоненавистником и козлом, но это вам очень поможет».

После того как Скрип вытурил меня из кабинета — наверняка чтобы поиграть со своей коллекцией пыточных инструментов, — я вышла в коридор и уперлась лбом в стену. Школа со всеми ее горестями и несчастьями могла с тем же успехом оказаться где-нибудь на Плутоне. По сравнению с остальными моими проблемами эти казались такими ничтожными. Я потеряла сердце мужа. И опозорилась перед дочерью, то есть своими руками толкнула ее в зловещие объятия Бьянки. У меня возникло чувство, что свет в конце туннеля — это фары несущегося поезда. А я крепко привязана к рельсам.

— Он трахает психотерапевтшу? Ты шутишь. Где же они этим занимаются? У нее на кушетке? А через пятьдесят пять минут она объявляет: «Сеанс окончен»?

— Это не смешно, Джаз. Предупреждаю: если все пойдет еще ху… ху… хуже, мне придется просить тебя перестать мне п… п… помогать, — всхлипывала я.

После школы я сунула детям денег и высадила их у «Макдоналдса», проклиная себя за то, какая никудышная из меня мать. Под пульсацию железы виноватости я вспомнила, как в день, когда должен был родиться Джейми, я попросила доктора, делавшего мне кесарево, разбудить меня… когда сыну будет, ну, скажем, лет семь. И все равно — я бросила детей на милость «макдерьмового» обеда и понеслась к Джасмин.