Пятая печать - Николай Воронцов

От возмущения она вся просто кипела, но через какое-то время поутихла и даже думать забыла и о свежеиспеченном модном продюсере Тимуре Сажине, и о его новом попсовом проекте «Мэрилин».

Жанна бросила автомобиль у входа в самый пафосный в столице небоскреб и, дождавшись лифта, вошла в кабину. Пока электронные цифры этажей мерно менялись одна на другую, она думала только о том, что должна успеть.

«Успеть предупредить!»

Эта мысль крутилась и свербела в ее голове просто каким-то странным наваждением.

Когда лифт тренькнул последней своей цифрой и двери раскрылись, она вышла, но, не пройдя и пары шагов, почувствовала, как кто-то (она в полной мере знала, кто это был) схватил ее сзади и легонько так стукнул по голове. Легонько, но очень точно и вполне ощутимо, да причем так ощутимо, что Жанна тут же потеряла сознание и последней мыслью у нее в этот момент было только одно глупое и совершенно тупое: «Не успела!».

* * *

— Сегодня тебе исполняется девять лет. Это достаточно серьезный возраст, возраст, благодаря которому ты начинаешь становиться взрослым, — как-то устало и при этом нараспев произнесла сидевшая во главе скудно накрытого стола деревенская по виду женщина.

Четверо девочек-погодок тут же с неподдельным вниманием уставились на младшего брата, который от такого к нему внимания весь сжался и даже голову втянул в плечи.

— И именно в этот твой день рождения я хочу пожелать тебе, чтобы ты никогда в жизни не был таким рохлей, как твой отец, — из уст женщины эти слова прозвучали, как приговор.

Мальчишка тут же ненароком оглянулся в сторону комнаты с открытой дверью, на диване в которой, в самом деле, не обращая даже внимания на гул и рябь советского черно-белого телевизора, дрых в пьяном угаре его отец.

В окне, будто кто-то чужой в этот момент заглядывал в дом, мельтешил снег.

— Ты должен стать настоящим мужиком, главой семьи, вместо твоего малахольного отца, — выждав какое-то время, безапелляционно вставила старшая сестра.

— Ты должен! — согласилась с ней женщина. — Ты должен стать настоящим мужиком! Вместо своего малахольного отца!

— Но мне же еще только девять лет, — понимая, что день рождения проистекает совсем не так, как следовало бы, захныкал мальчишка.

И захныкал он только лишь оттого, что понял, что в этот праздничный для него день они, самые близкие ему люди, не нашли ничего иного, как в очередной раз начать сравнивать его с пребывающим в очередной отключке отцом. Тема малахольности и полного безволия главы семейства давно уже стала в их доме своеобразной притчей во языцех и приобрела характер какой-то фатальной и непоправимой беды.

И каждый раз, когда на этот счет возникали очередные подобные упреки, отец самым простым и действенным способом самоустранялся, оставляя сына на пике всех этих разговоров наедине с матерью и старшими сестрами.

В силу возраста не зная, как на все эти выпады ответить, но будучи очень впечатлительным, мальчик всегда очень остро и ранимо воспринимал все эти разговоры и упреки.

— Хватит реветь! — тут же прикрикнула на него мать. — Какой ты после этого мужик?! — и презрительно буркнула: — Никакой ты после этого не мужик, а псих-одиночка!

— Псих-одиночка! Псих-одиночка! — тут же издевательски подхватили ее слова старшие сестры.

* * *

Первым, что почувствовала Жанна, приходя в себя, была ноющая боль в голове. Она хотела приложить к больному месту руку и проверить, нет ли шишки, но не смогла этого сделать: руки и ноги у нее оказались связаны, а сама она лежала на бетонном полу. И сразу же после того как гул от удара по голове начал понемногу умолкать, она услышала какую-то, как ей показалось, мальчишечью возню. Она хотела было даже прикрикнуть, чтобы эти малолетние шалопаи немедленно успокоились, перестали тяжело сопеть и мутузить друг друга. И только после того как массивный деревянный стол под грузом рухнувшего на него тела затрещал, а стоявшая до этого на нем стеклянная ваза с оглушительным звоном рухнула на пол и разбилась, она вздрогнула и догадалась, что драчуны вовсе не мальчишки, а крепкие и здоровые мужики.

Жанна засопела и хотела было закричать, но не смогла, осознав при этом, что рот у нее замотан тряпкой.

Жанна медленно перевернулась с левого бока на спину, после чего на полу легла на правый бок и, с трудом фокусируя расплывающееся зрение, попыталась приподняться. Не сразу, но у нее это получилось. Без опоры сзади ей было жутко неудобно сидеть со связанными за спиной руками, но зато теперь было в полной мере видно все то, что происходило в комнате.

А в комнате Виктор и Кришна, хрипя и брызгая пеной изо рта, двумя мощными монстрами в бешеной схватке буквально катались по полу, не переставая молотить при каждом удобном случае друг друга кулаками. И каждый из этих ударов в желании победить противника был, что называется, зубодробительным и костеломательным. После каждого такого удара у любого другого вместо мышц была бы самая настоящая отбивная, только у этих двоих, видимо, тела были куда крепче и сильнее, чем у обычных людей. При этом, судя по всему, оба — и более сильный, но при этом более молодой Кришна, и куда более верткий, но при этом и куда более старший Виктор, — уже в должной степени успели устать.

Жанна не знала, сколько длился весь этот поединок, но, наверное, все же не так уж много времени, потому что, судя по свету за окном, еще не успело в полной мере рассвести.

И бой продолжался. В какой-то момент Виктор сумел прижать своим весом и без того изрядно уставшего Кришну к полу и тем самым создал для себя некую передышку, за время которой, видимо, намеревался отдышаться, но Кришна не дал ему этого сделать. Нащупав осколок разбитой вазы, он схватил его и тут же резанул по скуле противника. Он явно метил по его горлу, но в самый последний момент Виктор сжался, подставив при этом под удар щеку. Скинув с себя груз, Кришна, задыхаясь, устало поднялся и толкнул в сторону все еще находящегося на полу Виктора кресло. Виктор увернулся, и кресло, докатившись по бетонному полу до окна, врезалось в прочное стекло.

После этого в сторону Виктора полетели остальные осколки стеклянной вазы. Некоторые их них также попадали в стекло и крошились от удара на еще более мелкие куски.

Виктор уворачивался и, несмотря даже на хлещущую по лицу из раны кровь, молча и неумолимо двигался на Кришну.

Кришна тоже пошел в атаку. Он разбежался и всей своей мощью припечатал Виктора в стекло, которое от удара не сломалось, а только отозвалось пронзительным гулом. От этого удара у Виктора перехватило дыхание, и он задохнулся в желании схватить ртом воздух. Влепив ему ногой по корпусу пару мощных ударов, так же хватавший от усталости ртом воздух Кришна отошел немного назад, разбежался и еще раз припечатал своим телом Виктора к стеклу. И от этого не менее мощного удара за спиной у последнего, будто очертание крыла, с хрустом прорисовалась на стекле причудливо изогнутая трещина.

Кришна ударил еще раз, после чего, прижимая Виктора к стеклу, вцепился ему пальцами в горло. Жанна слышала, как трещали под пальцами его хрящи, даже несмотря на то, что и Кришна, и Виктор, задыхаясь, громко хрипели. Правда, Виктор теперь хрипел куда громче.