Цена познания - Юрий Алкин

— А почему он оборвал запись?

— Потому что, как некто справедливо заметил, за ним пришли. Ну, не совсем пришли, а просто сказали, что пора выходить. Вот он и вышел. Похоже на правду?

— Похоже, — согласился я.

— Два — ноль, — сказала Мари. — Что дальше?

— Дальше кровь, энцефалограммы и прочие анализы.

— И что тебя в них тревожит?

— То, что их регулярно делают всем актерам. Если эксперимент проводится только над одним человеком, зачем нужен этот спектакль?

— Затем, чтобы скрывать этого человека от всех остальных. Нельзя же проверять только одного.

— Это понятно. Разумеется, ходить на эти процедуры надо всем. Но зачем же делать настоящий анализ мне или тебе?

— А-а, крови жалко? — сощурилась Мари. — Значит, бедного мальчика можно колоть, а тебя нельзя?

— Да при чем тут это, — сказал я, стараясь не раздражаться.

— Ни при чем, — согласилась она. — И твои подозрения тут тоже ни при чем. Понятно, что анализы делают всем без исключения для того, чтобы даже сами врачи не знали, кто такой подопытный.

— Ты не находишь, что это звучит несколько натянуто? — поинтересовался я.

— Не нахожу, — отрезала Мари.

Она явно наслаждалась происходящим. Игравшая на ее губах улыбка говорила о том, что я не смог поселить в ней и тени подозрения. Я вздохнул.

— Ну, если даже это не кажется тебе подозрительным, то остальные доводы ты вообще проигнорируешь.

— Возможно, — согласилась она. — Но ты попробуй. Или благородный рыцарь просит пощады?

— Еще нет, — ответил я. — Что ты скажешь о том, что кричал свихнувшийся Шинав?

— Ничего, кроме того, что я ему искренне сочувствую.

— Неужели все эти крики «он обычный, а я нет», «и ты не будешь обычным» не вызывают у тебя никаких подозрений?

— Если бы крики психически ненормальных людей вызывали у меня подозрения, то в Париже я бы тряслась от страха, прочитав любую бульварную газетку. Они все пророчили или конец света послезавтра в три часа, или повальное изнасилование инопланетянами.

— Но сейчас-то мы не в Париже.

— А ты уверен? — лукаво спросила она.

— Хорошо, — сказал я. — Оставим в покое Шинава. Хотя к нему мы еще вернемся. Помнишь, давным-давно мы все встречались со своими предшественниками? Еще до первого экзамена.

— Помню, — ответила Мари.

Ее лицо приняло несколько напряженное выражение. «Неужели в их беседе была тоже какая-то странность?» — мельком подумал я.

— На следующий день Поль был очень задумчивый и даже не приставал к Эмилю. Помнишь?

— Припоминаю.

— Так вот, он был таким задумчивым, потому что после короткой перепалки посетитель сказал ему буквально следующее: «Я — обычный человек, который притворяется бессмертным. А тебе притворяться не придется».

— И это все? — спросила Мари с каким-то облегчением.

— Все, — подтвердил я.

— Ну и что в этом страшного? — удивилась она. — Он просто намекал на то, что Полю надо лучше учиться.

Сама не зная того, она почти слово в слово повторила то, что я сказал Полю в тот день. Но с той далекой поры мои взгляды кардинально изменились.

— А о чем говорили вы? — поинтересовался я.

Мари пожала плечами.

— Уже точно не помню. Обо всем понемногу. А что?

— Мне показалось, что мой вопрос вызвал у тебя неприятные воспоминания.

— Ничего неприятного там не было, — уверенно сказала Мари.

— А все-таки? Или ты боишься говорить об этом, потому что ваш разговор подтверждает мою теорию?

— Он ничего не подтверждает. Просто я просила ее после выхода наружу позвонить моим родителям и сказать, что у меня все нормально.

— А она отказалась, — утвердительно сказал я.

— Наоборот, согласилась, — ответила Мари.

— Тогда что же тебе не понравилось?

— Когда она ушла, я обнаружила в ее кресле бумажку, на которой записывала номер телефона.

— И ты думаешь, что она забыла ее намеренно? Для того чтобы намекнуть тебе, что она отсюда не выйдет?

— Это ты так думаешь, — ответила Мари. — И именно поэтому я не хотела тебе об этом рассказывать. Конечно, она забыла ее случайно. А если и специально, то правильно сделала. По контракту она не имеет права говорить об этом ни с кем.

— Да, — сказал я фальшивым тоном, — конечно, она забыла ее случайно. И вообще все, о чем я тебе говорю уже целый час, — это полнейшая чушь.

— Я не говорила этого, — с улыбкой возразила Мари. — Твоя теория интересна, но, по-моему, беспочвенна.

— Беспочвенна?

— Конечно. Хорошо, предположим на минуту, что ты прав. Зрителя не существует. Эксперимент ведется над нами. Неизвестно, что они исследуют, но это и не важно. А важно другое — в чем опасность? Как они могут влиять на нас? Они ведь ничего не делают с нами. Ни психически, ни физически. Они никак на нас не влияют. А если так — то пусть исследуют. Нам-то какая разница? Анализы действительно выглядят подозрительно, но ведь они только берут кровь. Они ничего не вводят внутрь.

— А ты уверена, что тебе ничего не вводят внутрь? — тихо спросил я.

Что-то в моем тоне заставило Мари стать серьезнее.

— Во всяком случае, мне об этом ничего не известно, — сказала она после недолгих размышлений.

Я не торопился. Мне хотелось, чтобы она сама сделала этот вывод.

— А если задуматься?

— Ты имеешь в виду, что нам что-то вводят во сне?

— Нет. Хотя сон — это особая статья.

— Тогда как? Внутрь можно вводить что-то через кровь или…

Она подняла голову.

— Ты считаешь, что они дают нам какие-то вещества через еду?

Я невесело кивнул. Игры заканчивались. В ход пошла тяжелая артиллерия.

— Я не считаю, что они так делают. Но допускаю такую возможность. Буду очень признателен, если ты убедишь меня в обратном.

Мари напряженно думала.

— Нет, — сказала она наконец. — Это утверждение я опровергнуть не могу. Но его одного недостаточно. У тебя, наверное, есть что-то еще?

— Есть, — согласился я.

— Ты что-то говорил про сон…

— Да. Знаешь, что такое гипнопедия?

— Ты хочешь сказать, что нам что-то внушают во сне? — теперь она растеряла остатки веселости.

— Могут. По крайней мере, все средства для этого у них есть. Ничто не мешает им по ночам нашептывать нам все что угодно. А больше им ничего и не нужно. В наши организмы можно вводить любые вещества через еду. В наши головы можно вбивать все что угодно через эти устройства, — я ткнул себя за ухо. — Всего этого более чем достаточно для каких угодно воздействий — психологических, химических, генетических, любых! Делая регулярные анализы, они могут следить за результатами. А с помощью мифического Зрителя они могут заставлять нас не говорить друг с другом ни о чем, кроме того, что необходимо для их эксперимента. Я не знаю, что они исследуют, я не знаю, как они исследуют, но я знаю, что это здание, — я повел рукой, — является превосходным полигоном для любого исследования над людьми. Причем добровольно находящимися тут людьми.