Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад - Роберт М. Вегнер
Шрифт:
Интервал:
– А если нет? Если они выберут Отца Войны бескровно? Нынче они разделены, а через год мы можем столкнуться со стеной копыт. Дай нам что-то большее – или сразу отбирай стада.
– Выберут бескровно? Кайлео Гину Лавьё и Совиненн Дирних? Аманев Красный и Завир Геру Лом? Они ненавидят друг друга так, что горло бы друг другу перегрызли. А Ких Дару Кредо ненавидит всех остальных, без исключения. Едва лишь Йавенир подохнет, степи вспыхнут. Тогда вы получите шанс.
– Это значит – когда? Через пять, десять, двадцать лет? А между тем я успею воспитать собственных детей?
– Мать ты этим наверняка бы порадовал. Скажу тебе так – кое-какие умные люди в империи тоже рассчитывают на то, что се-кохландийская держава распадется на три или четыре меньших царства. И знают, что ничто так не объединяет, как общий враг. Мы не дадим им такого врага – не в виде большого каравана, въезжающего в степи с запада. Они отковали бы на вас армию, среди Сынов Войны выдвинулся бы новый Отец, молодой и жаждущий побед.
– Вы боитесь.
Это должно было прозвучать презрительно и с обвинением, но Ласкольник лишь кивнул:
– Не знаю, как другие, а я вот – наверняка. Мы двадцать лет отстраивали восточные и северные провинции. И за год можем все это утратить. Да. Я боюсь.
Дер’эко сложил руки на груди:
– Дай мне что-то большее, генерал, что-то кроме угроз и страха. Иначе мы двинемся.
– Когда? Сейчас? Дер’эко, нынче начало осени, еще не идут дожди, но через пару дней могут начаться, а степи тогда превращаются в болото. Фургоны будут застревать по ступицы. Вы не доберетесь на север до морозов. А если даже и успеете, то не найдете там достаточно корма для ваших животных и времени, чтобы выстроить лагеря и подчинить возвышенность. Вы проиграете, прежде чем все начнется. Нет, парень, вы планировали двинуться через полгода, ранней весною, когда вдоволь воды, свежей травы, дни становятся все длиннее, а потому значительную часть дороги можно одолеть за один переход. Я прав? Ну и конечно же, большинство кочевников тогда еще будут сидеть в зимних лагерях, далеко от главных путей на возвышенность. Прежде чем они сориентируются, вы пройдете половину дороги. Такой ведь был план, я прав?
По мере того как кха-дар говорил, лицо Первого темнело. Он выглядел так, словно вот-вот готов был взорваться. Внезапно он дико фыркнул и рассмеялся:
– Отец прав: так легко позабыть, с кем я говорю, генерал. Вы бы и сами сделали так же, верно? Отправились бы весной?
– Верно.
– Значит, через полгода… мы сможем уехать?
– Я уже сказал. Только если Йавенир умрет, а его наследники начнут резать друг друга.
– А если, несмотря ни на что, мы попытаемся?
– Что такое фургон без коней? – повторил Ласкольник. – Мы вам не позволим.
– Действительно?
Ох, как же прозвучало это «действительно» – растягивая гласные, с вызовом в глазах. И с эдакой стойкой: левая стопа впереди, ноги чуть присогнуты, руки опущены, правая уже заведена за спину. Молодые и нетерпеливые любят быстро решать такие дела. Особенно если носят с собой оружие.
– Вытяни нож, Дер, и я лично переломаю тебе все кости. – Кайлеан впервые слышала, чтобы кузнец говорил таким голосом – словно ледник ползет.
В кузнице воцарилась полная тишина.
Конское фырканье раздалось словно удар грома. Кайлеан чуть не подскочила. Как, проклятие, кто-то сумел настолько тихо подобраться к дому? Осторожно, двигаясь на четвереньках, она добралась до стены и выглянула из-за угла.
Шесть лошадей и пятеро всадников, все в кольчугах, шлемах и с оружием у пояса. Крашенные коричневым плащи свисали у них с плеч, а у самого высокого бросалась в глаза бело-красная полоса. Имперская кавалерия.
По приказу все они сошли с коней. Четверо направились в кузницу, пятый остался во дворе и, придерживая повод, скучающе осматривался по сторонам. Она спряталась и вжалась в тонкую стену.
– Генерал Генно Ласкольник?
Сколько же раз она уже слышала этот тон, особенно в голосах солдат, которые служили в меекханской кавалерии. Ласкольник, тот Ласкольник, для большинства кавалеристов все еще был вторым после императора человеком. А для некоторых – наверняка и первым.
– Кха-дар Генно Ласкольник. Кто спрашивает?
– Старший поручик Каневен-фел-Консет, третья хоругвь Восьмого полка. Генерал Хевенролл шлет вам свои поздравления.
– Авельн? Он еще жив? Как там он?
– Вместе с полком стоит сейчас в Омер-кла. Спрашивает, помните ли вы об Эловинсе.
– Хе-хе-хе, еще бы! Он и вправду приказал вам об этом напомнить?
– Сказал, что это вас порадует. Но и только.
– Хе-хе, он был прав, а… Что это?
– Наши гарантии, генерал.
Что-то изменилось в голосе офицера. Появилась какая-то хмурая, отчаянная уверенность, которая обычно сопутствует людям, что держат нож у глотки другого. Услышав этот тон, Кайлеан почувствовала, как по коже поползли мурашки. Она легла на землю и осторожно выглянула снова из-за угла здания. Сторожащий коней солдат уже не казался скучающим, стоял, повернувшись к ней боком, и внимательно осматривался по сторонам. В руке он держал легкий арбалет с коротким ложем и небольшими дугами. Идеальное оружие, чтобы скрывать его под плащом. Взгляд охранника устремился на кузницу. Кайлеан замерла, чтобы движение не привлекло его внимания, и могла лишь слушать, что происходит внутри.
– Это не выглядит военным арбалетом, – отозвался Ласкольник.
– Едем! – Похититель не намеревался вступать в дискуссию. – Снаружи ожидает оседланный конь.
– Я никуда не собираюсь.
Щелкнуло оружие, и раздался короткий, оборвавшийся крик. Кто-то упал. На землю посыпались металлические предметы.
– Он будет жить. – Голос не изменился ни на йоту. – А если быстро получит помощь, то, возможно, ему даже не придется хромать до конца жизни. Генерал, я получил приказ доставить вас на место живым или почти живым. О других ничего не говорилось, потому если…
– Сперва я его осмотрю.
– Теперь следующий.
– Стой!
Она почти видела – видела, как Ласкольник бросается между убийцей и вторым из Фургонщиков. Кем был первый? Анд’эверс или Дер’эко? Ни один из них не отозвался, проклятущая верданнская честь. Не показывай страха, не показывай боли, враг – лишь прах в твоих глазах и всякая прочая дурость.
– Ты попал в бедро, кровь брызжет, а значит, ты наверняка пробил артерию. Он живет лишь потому, что стрела остается в ране, но умрет в четверть часа, если кто-то не наложит ему повязку. Потому выбирай: или и меня пристрелишь на месте, или дашь мне три минуты, чтобы я спас ему жизнь.
Ласкольник говорил спокойно и тихо. Она не поставила бы и гнутого медяка на жизнь этого солдата. Несколько секунд длилась тишина.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!