Числа. Хаос - Рейчел Уорд

Канал снова переключается на новости. Бабуля тянется за пультом и отключает звук.

— Ему-то что, наверняка у него на Даунинг-стрит есть надежный бункер, — говорит она.

— Думаешь, его послушают?

— Понятия не имею. Кто-то же за него голосовал. Они, наверное, послушают.

У меня на сердце кошки скребут. В голове теснится миллион мыслей.

— Уже и не знаю, чего я хочу: чтобы все уехали или чтобы остались.

— Мы хотим, чтобы все уехали, правда? Вы же сами видели. Вы с Сарой. Вы видели, что будет. Вы не сумасшедшие. У вас дар. Вам дали шанс изменить людские судьбы. И вообще, милый, ты тут уже ничего не сделаешь. — Она фыркает. — Ты выпустил джинна из бутылки. Теперь тебе его не удержать.

Сара немного выпрямляется.

— Они найдут виновных, — цитирует она премьер-министра. — Виновные — это мы, так ведь?

— Мы и Нельсон.

— Что они сделают? Что они сделают с нами?

Вопрос повисает в воздухе — и тут кто-то колотит в дверь. Сара ахает. Бабуля ругается, я закрываю глаза. Что еще? Что теперь? Вот бы все разом кончилось…

— Откройте! Полиция!

— Вот зараза, придется открыть. Адам! — говорит бабуля. — Впусти их, пока они дверь не выломали.

Поднимаюсь на ноги, вешаю цепочку и приоткрываю дверь так, чтобы было видно, кто там. В нашем садике стоит с полдюжины полицейских в форме.

— Адам Марш? — спрашивает тот, что спереди.

— Я, — говорю.

— Откройте, пожалуйста.

— А что?

— Откройте, сэр.

Прикрываю дверь, снимаю цепочку. Я уже готов открыть дверь как полагается, но тут ее с силой толкают мне в лицо, и чья-то рука хватает меня за запястье и защелкивает наручник.

— Какого дьявола?!

— Адам Марш, у меня имеется ордер на ваш арест по обвинению в убийстве Джуниора Дрисколла шестого декабря две тысячи двадцать шестого года.

Его берут и уводят — и все. Вэл едет с ним, а я остаюсь одна. Мне и так было худо без Мии, даже когда все были дома, но одной в десять раз хуже. Некоторое время я тупо сижу, потом бреду в кухню — может, надо там что-то прибрать, но там все чисто и аккуратно. Вытряхиваю в мусор пепельницу Вэл, мою, вытираю бумажным полотенцем.

Телевизор в гостиной показывает то же самое. В Лондоне паника и массовое помешательство, все покидают дома, критикуют правительство, полицейских не отпускают с дежурств, армия в боевой готовности. Про Адама уже почти забыли, масштаб другой, хотя в новостях мелькает ролик, где его арестовывают и конвоируют через садик Вэл под безмолвными взглядами армии садовых гномов.

Оставляю телик включенным и иду наверх, захожу в комнату Адама. Чувствую себя полным ничтожеством. Не знаю, где Мия. Не знаю, что происходит с ней и с Адамом. Шагаю из угла в угол, отталкиваюсь от стен, потом начинаю бить в них кулаками и кричать.

Не знаю, долго ли длится припадок. Я потеряла голову, совсем потеряла. Утратить контроль над собой очень страшно, а теперь мне уже не остановиться. В какой-то момент я хватаю стул у двери и швыряю его. Стул ударяется в стену, спинка отламывается. Я мечусь, машу кулаками, визжу, пока адреналин не кончается, и тут я понимаю, как это жалко — какая я жалкая.

Падаю на пол у кровати, прислоняюсь к тумбочке. Она больно впивается в спину, но у меня нет сил пересесть. В горле саднит от визга. И какой в этом смысл, спрашивается? Чего я добилась? Все это не приблизило меня к Мии ни на сантиметр. Она неизвестно где — без меня. Скучает ли она по мне? Заметила ли, что меня рядом нет?

Оглядываюсь кругом: надо хоть как-то отвлечься от себя самой, так мне тошно в собственной шкуре. Комната набита всяким мальчишечьим барахлом — постеры, горы старой одежды, разбросанные кроссовки. На полу под кроватью что-то валяется — книжка, наверное. Порнуха, наверное, — что еще держат мальчишки под кроватью? Подтаскиваю книжку по ковру к себе — и по спине у меня пробегает холодок. Это не книга и не журнал, это записная книжка. Та самая записная книжка, которую я видела у Адама в руках в первый день в школе.

Беру ее и кладу на ладонь, другой рукой стряхиваю пыль и мусор с обложки.

Да, это его записная книжка, а не моя.

Да, она не предназначена для посторонних глаз.

Да, мне нельзя туда заглядывать.

Открываю.

Ну и почерк у него. Буквы жмутся друг к дружке, строчки задираются вправо. Страницы в линейку, но Адам расчертил их еще и вертикальными линиями, сделал таблицы и внес туда имена, числа, описания и еще какие-то числа. Кучу страниц исчирикал.

Прочитываю одну из них.

«Джуниор, 4/09/2026, в школе, насильственная, нож, запах крови, тошнота, 6/12/2026».

Джуниор. За него Адама и арестовали. Адам записал дату его смерти в эту книжку четвертого сентября, за три месяца до того, как Джуниор погиб.

Это настоящая бомба. Я не знаю, убивал его Адам или нет, честно не знаю, но за это его точно посадят.

Переворачиваю страницу — и ахаю, прочитав имя в левой колонке.

«Сара».

Не могу я так. Осталось всего два дня, а я сижу в камере. В глубине души я понимаю — плохо дело, убийство Джуниора железно повесят на меня. Как же иначе? Я записал дату его смерти — в наладонник, в папин комп, в записную книжку. Она там. Я не могу это отрицать — а как убедить хоть кого-нибудь, что, хотя я знал заранее, когда Джуниор умрет, я этого не планировал? Кто мне поверит?

Я знал, что до меня доберутся, но не ожидал, что уже сейчас. Думал, успею побыть с бабулей, с Сарой, найти Мию, увезти их в безопасное место. Такое чувство, будто я их бросил. Оставил одних.

Полицейские говорят, мое дело отправят в суд завтра и скорее всего власти постановят держать меня под арестом до слушания. Сколько придется ждать, один Бог знает.

А еще люди в костюмах тут как тут. Не успели меня замести, как в комнату для допросов явились те двое — жирный и рыжий.

— То, что ты вытворял на Гроувенор-сквер, — говорит Толстобрюх, — не самая умная затея. Видишь, какую панику устроили вы с «друзьями». Мы знаем, кто это — Сара Халлиган, Вэл Доусон, Нельсон Пикар. Мы знаем, где сейчас Сара и твоя бабушка, — в животе у меня холодеет, я начинаю психовать, — а Нельсон? Где он, Адам? Где Нельсон?

Мотаю головой.

— Не знаешь или не хочешь говорить? Ты влип по самые уши. Возможно, мы могли бы… помочь тебе.

Искра надежды. Вдруг это дорожка домой?

— Выпустить меня отсюда?

Теперь он мотает головой:

— Адам, тебя обвиняют в убийстве. Это обвинение не можем снять даже мы. Однако мы могли бы несколько облегчить положение — например, перевести тебя в больницу. Ты слышишь голоса, видишь числа, это у тебя семейное… Мама, то-се… Обеспечим тебе лечение.