Третий должен уйти - Владимир Колычев

— Там ведь не один труп может быть.

— Ну, не знаю… — Чувствовалось, не хотел Клюквин впрягаться в это неблагодарное дело.

— Нормально все.

Я позвонил Морзину, начальнику личной охраны Нефедова, объяснил ситуацию и запросил помощь. Через час он мне перезвонил и сказал, что выехал во главе нужных мне людей.

— Не, ну, мы и сами могли бы организовать, — уныло сказал Клюквин, почесав свой похожий на сливу нос.

— Считай, что организовали, — подмигнул я ему.

Водолазы прибыли к месту в половине седьмого вечера, еще через час приступили к работе. Солнце уже висело над горизонтом, но стемнеет часа через четыре, не раньше. Так что время еще было.

Впрочем, ребятам понадобилось всего полчаса, чтобы вытащить труп, в котором Морзин опознал Курдова…

Оказалось, не зря я забросил удочку, только вот не было той радости, которую испытывает рыбак, выдернув из воды крупную щуку. Если не Курдов подставил Нефедова, тогда кто?

Невеселая обстановка в камере изолятора, тоска зеленая по углам прячется. Стены давно не крашены, полы бетонные, шконки жесткие, от унитаза воняет. Но здесь хотя бы спокойно, да и обжитость какая-никакая. Вентилятор вовсю крутит, телевизор что-то показывает. И еще Нефедов здесь один, без соседей. А что будет в следственном изоляторе, неизвестно. Хорошо, если Морзин смог выбить ему льготные условия содержания, а если нет?

Я сел на шконку, вытянул ноги, поставил рядом костыли.

— Как нога? — спросил Нефедов.

— Да уж лучше вашего. Через пару недель заживет, как ничего и не было, а вот вам неизвестно сколько париться. И не здесь. Сегодня у вас этап.

Я не стал вызывать Нефедова к себе в кабинет, сам спустился к нему в изолятор. Пусть не думают, что я инвалид…

— Насчет этапа я знаю, и то, что неизвестность впереди, тоже, — пытаясь улыбаться, уныло произнес Вадим Борисович. — Мои пальчики на ноже — это приговор.

— Для суда все просто, а для нас — уже нет. Вашего Курдова нашли. Убили его. Сначала задушили, а затем утопили.

— Я не знал. — Нефедов нахмурился, вопросительно глядя на меня.

Жаль ему было своего верного зама, но при этом возникал вопрос, что все это значит для него самого.

— Мы тоже только вчера узнали. Сначала Лукьянова в реке выловили, затем Курдова. Их обоих одним рейсом и вывезли… И того задушили, и другого. А потом — на дно речное. На якоря поставили, из гирь… Гири заранее припасли, готовились, значит.

— И как это все понимать?

— Курдов действительно ехал за Серафимой. Ехал, но не доехал. Перехватили его по пути в Горанск. Все это говорит, что против вас, Вадим Борисович, задействована организованная преступная группа. Это не шутка — одновременно держать в поле зрения Чайкова, Курдова, вас и вашу супругу. Тут очень серьезный уровень нужен… Я не удивлюсь, если в этом деле замешан Полубояров.

— Зачем ему это?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Вам виднее… Может, бизнес, может, Лиза, я не знаю. А может, и то и другое.

— Что значит, и то и другое?

— Ну, вы же сами рассказывали, как взяли под свой контроль «Главстандартстрой». Возможно, Полубоярову это не понравилось.

— Ему-то какое до этого дело? Он отдал «Главстандартстрой» Лизе, и если ему в этом деле что-то не понравилось, то спрашивать он стал бы с нее.

— А вдруг самой Лизе это ваше решение не понравилось и она пожаловалась Полубоярову? А старая любовь взяла и не заржавела…

— И они решили вместе мне отомстить? — задумчиво проговорил Нефедов. — Организованная преступная группа очень серьезного, как ты говоришь, уровня — это очень большие деньги. И очень большой риск… Я знаю Полубоярова, он бы на такую авантюру не пошел. Раньше он что-то подобное мог, а сейчас — вряд ли. Он ведь за границей, возможности у него ограниченные. К тому же «Главстандартстрой» не самая дорогая жемчужина в его короне. У него сейчас с нефтяным бизнесом очень серьезные проблемы, ему не до меня, точно не до меня…

— А Лиза могла вас подставить? Сама по себе, по своей инициативе?

— А смысл? И мужа потерять, и меня за решетку отправить — зачем ей это? Да и где бы она людей взяла? Нет, она здесь ни при чем, — мотнул головой Нефедов. — Я ей на свободе нужен.

— И желательно без жены.

— Без жены?

— Вашу жену банально совратили. Возможно, с помощью гипноза. Возможно, с помощью очень сильного гипноза. Зачем? Кому это было нужно?.. Вероятно, все началось с малого. Возможно, Лиза нашла людей, которые должны были совратить Серафиму, они включились в дело и довели его до встречи в тридцать шестой квартире сорок седьмого дома. И сделали так, чтобы об этой встрече узнали вы. Вы узнали, обвинили Серафиму во всех смертных грехах и ушли от нее… Скажите, кому это было выгодно?

— Лизе? — Нефедов напряженно смотрел на меня.

— А вдруг?

— Но зачем ей сажать меня в тюрьму?

— Я же говорю, началось все с малого. Дальше — больше. И как итог, Чайков вышел из игры, вы, Вадим Борисович, за решеткой, а Серафима на свободе. На свободе, и открыта для манипуляций. Курдова нет, насколько надежен Морзин, не известно. Возможно, ею будут манипулировать враждебные вам силы — с целью завладеть вашим бизнесом… Вы же с ней, я так понимаю, помирились, вы по-прежнему ей доверяете. Вы в тюрьме, она на свободе — с выходом на ваш бизнес. Или я что-то не так понимаю?

— Лиза не занимается бизнесом, ей это не интересно.

— Сейчас нет, а завтра она возьмет все в свои руки… Ваша компания называется «Архиповский кирпичный завод», я правильно понимаю?

— Правильно.

— Длинное название. И не совсем соответствующее действительности. Ваше дело давно уже вышло за пределы Архиповки.

— Я все понимаю. Но я так решил.

— И весь ваш бизнес принадлежит вам?

— В большей степени мне. Управление компанией, контрольный пакет акций, полное преобладание…

— И кто всем этим будет управлять?

— Есть человек, очень надежный.

— А Серафима может влиять на решения? Что там у вас? Совет директоров?

— Если я ее не уполномочу, то не будет.

— А вдруг вы ее уполномочите?

— Вряд ли. Во-первых, она не разбирается в этом деле… — Нефедов вдруг осекся и замолчал.

— А во-вторых?

— Это уже мое личное дело… Личное дело, доверяю я ей или нет, — в раздумье покачал головой Вадим Борисович.

— А если вас вдруг не станет? Жизнь, она такая штука, если кирпич на голову не столкнут, он сам может упасть.

— Завещание составлено на нее.

— Что и требовалось доказать.