Третий должен уйти - Владимир Колычев

— Это ничего не доказывает. Если бы враждебным силам, как ты говоришь, нужен был контроль над моей компанией, меня бы не стали подставлять. Меня бы просто убили, и можно было бы манипулировать Серафимой… Но я живой, и убивать меня вроде бы не собираются.

— Да, но и Серафима жива. А ее могли бы утопить вместе с Лукьяновым и Курдовым. Почему ее оставили в живых? Она же опасный свидетель.

— Значит, были какие-то планы на нее, — кивнул Нефедов.

— Думаю, это часть какой-то серьезной игры против вас.

— Пока все спокойно, пока никаких попыток вывести меня за рамки моего бизнеса.

— Вам так говорят, а как обстоят дела на самом деле?

— Пока так и обстоят… — не очень уверенно сказал Вадим Борисович. — А как дальше будет, не знаю…

— Я так понимаю, вы не уверены в том, что Шильника убил Курдов? — спросил я.

— А это так важно?

— Сейчас все важно.

— Да, я не уверен в этом.

— А вдруг кто-то уверен? Ну, люди Шильника, например?

— Люди Шильника?

— Они же люди Чайкова… Чайкова посадили, Шильника убили, их банда развалилась. Но, может, Чайков снова собрал своих людей?

— Ну, я не знаю.

— И я пока только предполагаю. Что, если Чайкова не должны были убивать? Может, он прибыл на место, чтобы проконтролировать ситуацию. Вас должны были убить и Курдова. Вам за Лизу отомстить, а Курдову — за Шильника.

— Курдову отомстить? За Шильника?

— Ну, и заодно устранить помеху, которую представлял Курдов.

— А Чайкова зачем тогда убили?

— Может, что-то пошло не так. А может, его Лиза заказала. Его же людям и заказала.

— Ну, не надо делать из нее монстра, — снисходительно усмехнулся Нефедов.

Мои версии казались ему фантастическими, но я и сам относился к ним критически…

— Я хотел бы встретиться с ней, поговорить.

— Так в чем же дело?

— Основания для встречи с ней у меня есть. И для встречи, и для допроса. Но мне бы хотелось встретиться с ней в неформальной обстановке, без напряженности в общении. Вы бы могли позвонить ей, сказать, что я подъеду, передам привет от вас.

— Ну, можно и так.

Нефедов сунул руку под подушку, достал оттуда мобильный телефон. Здесь, в изоляторе временного содержания, ему позволялось многое, но уже сегодня эта вольница закончится…

Я и хотел вытащить Нефедова, но, увы, ничем не мог ему помочь. И не факт, что смогу…

Дверь открылась, едва я нажал на клавишу звонка. Елизавета Чайкова приветливо улыбнулась мне и тут же изобразила сочувствующий взгляд, глянув на мои костыли.

— Капитан Уланов, уголовный розыск.

Лиза ждала меня, и это чувствовалось. И себя в порядок привела, и дверь мне сразу открыла. Выглядела она очень хорошо — ярко и свежо. Я бы не назвал ее женщиной редкой красоты, но все-таки она заслуживала восхищения — за счет своей пронизывающей сексуальности. Неудивительно, что Нефедова тянуло к ней со страшной силой, а Чайков так и вовсе сходил с ума.

Улыбка сдержанная, прическа простая, макияж спокойный, платье стильное, но черного цвета. Лиза выражала траур по своему покойному мужу, но я не увидел в квартире завешанных зеркал.

Зато увидел черные мужские носки не первой свежести, они лежали на боковой полке зеркального шкафа-купе за коробкой из-под обуви.

Беспорядка в квартире я не заметил, вроде бы все на местах, ничего не разбросано, но влажная уборка давно уже не проводилась.

— Чай, кофе? — предложила Лиза.

Ее ничуть не смущали мои костыли, с помощью которых я передвигался по улице. Они могли оставить следы на полу, но ей было все равно.

— Лучше кофе. Эспрессо… Я руки помою?

Она кивнула, взглядом показав на дверь в ванную. Я зашел, осмотрелся. Полотенца несвежие на вешалке, немытые полы, пятна от засохшей воды на зеркале. На раковине я увидел бритву фирмы «Жиллет», осторожно осмотрел ее. Относительно свежие следы пены на ней, черные волосы два-три миллиметра длиной. Интересно, кто ею брился?

Я положил бритву, сунул руки под струю воды, и в этот момент появилась Лиза.

— Капитан Уланов, тебе полотенце дать? — спросила она, на ходу, как мне показалось, придумав предлог для своего появления.

Я заметил озадаченность в ее взгляде. Похоже, она учуяла подвох в моем поведении, а ей, кажется, было что скрывать.

— Да я не брезгливый, — усмехнулся я, демонстративно вытирая руки полотенцем, висящим рядом с умывальником, и уточнил: — Если женщина, то не брезгливый… Или этим полотенцем пользовался мужчина?

— Мужчина?! — Лиза на мгновение зависла в раздумье. — Ты же не хочешь сказать, что это полотенце провисело здесь с тех пор, как погиб мой муж?

В ее вопросе прозвучало отнюдь не наигранное возмущение, за которым она попыталась скрыть свою растерянность. Я не должен был заметить следы постороннего здесь присутствия…

— Извините, Елизавета Игоревна… Можно я буду называть вас просто по имени, вы такая молодая, чтобы обращаться к вам по отчеству. Наверняка младше меня.

— А вам сколько лет? — Она кокетливо повела бровью, принимая мою игру.

— Тридцать.

— Ну, конечно, старше! Прошу!

Она провела меня на кухню, показала на стул за столом. Нажала на кнопку кофемашины, которая услужливо фыркнула в ответ.

— Что у вас с ногой?

— За Вадимом Борисовичем гнался. Арестовать хотел… Зато теперь я знаю, что Вадим Борисович не виноват.

— А почему?

— А потому, что само небо меня покарало. За несправедливое отношение к господину Нефедову… А вы как считаете, виноват он или нет?

— Кто, Нефедов?.. — на мгновение растерялась Лиза. — Я не думаю. Хотя его обвиняют в убийстве моего мужа.

— Скажите, вы изменяли мужу с Нефедовым? — в лоб спросил я.

В этот момент она ставила на стол чашечку кофе, и, глянув на нее, я понял, что кипяток сейчас выплеснется мне в лицо. Лиза гневно полыхнула взглядом, но на стол поставила полную чашку, а не пустую.

— Меня уже спрашивали об этом, — с праведным возмущением в голосе произнесла она.

— Вадим Борисович звонил вам не просто так. Считайте, что я его доверенное лицо.

— И что?

— А доверенному лицу многое доверяют… Я знаю о ваших с ним отношениях.

— Ну, если знаешь… — смягчилась она.

— Шила в мешке не утаишь… Есть телохранители, которые видели, как ваш муж ударил Вадима Борисовича. И произошло это накануне убийства. Ваш муж ударил Нефедова, и это можно расценить как мотив для убийства, вы меня понимаете?