Русский - Юрий Костин

— «Сначала сотворил Бог Небо и Землю…»

— Именно. Но дальше читаю и не верю своим глазам… Нашей планете угрожает гибель, заметьте, уже десятая в истории человеческой цивилизации. Есть аналогия между найденными табличками, скрижалями Моисея и утверждением монотеистической религии. Все эти события давали человечеству шанс измениться. Причем с одной важнейшей целью — избежать уничтожения. Когда-то на перемены отводились века, но теперь мы ограничены во времени.

— А судьи кто?

— Тот, кто сотворил, имеет право судить. Вселенский разум, некая сила, которую одни привыкли называть Господом, а другие просто Высшей справедливостью.

— Элогим?

— Именно. Сила Сил, Суть Сущностей. Бог.

— И какой приговор нам вынесут?

— Приговор уже вынесен. Так сказано в расшифровке, которую я сделал. Час расплаты за беззаконие пока еще не так близок, но…

— Беззаконие?

— За пренебрежение десятью заповедями, если угодно. И за возведение их ежечасного нарушения в ранг закона современного бытия.

Профессор Любавинский сидел в кресле в глубокой задумчивости. Он машинально прикладывался к рюмке с коньяком, хотя та уже давно была пуста. Его отношение в Андрею Владимировичу всегда было покровительственным, заботливым. Он верил в таланты Куликова, всегда считал его своим лучшим учеником. И с тех пор как Куликов покинул стены университета и отправился в большую самостоятельную жизнь, судьба так и не подарила профессору другого такого же смышленого, въедливого, прилежного и смелого студента. Видать, перевелись все. Но в данный момент Виктор Демьянович с тоской подумал, что его гордость и надежда науки российской слегка спятил на почве длительного пребывания вне цивилизации.

«Хорошо еще, если помешательство временное», — подумал Любавинский.

— Не позволите мне для начала взглянуть на ваши пластины? — все-таки попросил он Куликова.

Тот взял портфель, открыл его и осторожно выложил на стол сильно потрепанную кожаную папку.

— Что это?

— Тут бумажные копии, сделанные под копирку.

— Ну что вы, право, Андрей Владимирович? — Любавинский, который в общем-то не ждал сенсаций, все-таки был разочарован. — Какое же это доказательство, дорогой мой?

Тогда Куликов уже без всяких колебаний извлек из портфеля табличку и протянул ее доктору.

— Да, — протянул Любавинский, разглядывая письмена. — Штука необычной работы. Холодная какая! Но с чего вы взяли, скажите на милость, что эту железку не изготовил какой-нибудь наш доморощенный умелец?

— Простите, где тут логика? — с обидой в голосе произнес Куликов, нервно засмеявшись. — К чему? Это ж надо, во-первых, сделать работу столь искусную, как эта, а потом еще отправиться на край света, в тайгу, в глушь, куда доехать-то — уже подвиг. Находка ценнейшая, я в сем убежден. Поэтому и решил до поры спрятать остальные четыре. Вот только эту взял с собой. Нет, Виктор Демьянович, определенно эти таблички не плод земного труда. Неужели вы не чувствуете? Между прочим, этот материал температуру не меняет ни при каких физических условиях! Опять же, я расшифровал…

Куликов не договорил. Он замер, глядя на профессора с досадой и легкой обидой. Любавинский спал. Пригревшись у камина, расслабившись от выпитого коньяка, он похрапывал, сидя в своем уютном кресле.

Андрей Владимирович вздохнул, аккуратно взял табличку и папку, положил в портфель и на цыпочках, стараясь не разбудить любимого учителя, вышел из комнаты.

— И куда ж теперь пойти? Не к Троцкому же? Впрочем, а вдруг это поможет?

Андрей Владимирович с печальной улыбкой вспомнил, как пытался донести до властителей России смысл тунгусского явления. На удивление, легко удавалось ему договориться о встречах, сначала с самим Императором, Самодержцем Николаем Вторым, а после уже с Георгием Евгеньевичем Львовым, министром-председателем Временного правительства, бывшим по совместительству еще и министром внутренних дел.

На аудиенцию с Государем Куликов записался благодаря протекции генерала Хабалова. Судьбоносную встречу назначили на раннее утро 27 февраля. Планировалась она загодя, месяца за два, поэтому никто не мог предположить, что в Петрограде начнутся беспорядки, которые окрестят Февральской революцией. Тем не менее канцелярия Его Величества работала исправно, и Андрея Владимировича предупредили о невозможности встречи в связи с готовящимся на 27 февраля отбытием Николая Второго из столицы. Впоследствии оказалось, что царь уехал не 27, а 28 февраля. Не сумев пробиться в Царское Село, Государь оказался во Пскове, где 2 марта подписал манифест об отречении от престола — документ, гибельный для России, самодержца и всей его семьи…

Встреча с Львовым была назначена на 21 июля 1917 года, то есть как раз на тот день, когда Георгия Евгеньевича сменил на посту руководителя правительства Александр Керенский. Об отмене ее Куликов узнал непосредственно в приемной Зимнего дворца.

Четверть века прошло после визита Куликова на квартиру профессора. Власть большевиков утвердилась окончательно, но тут грянула новая война. В понедельник, 23 июня 1941 года, через полтора года после возвращения из последней экспедиции в тайгу, в ту местность, где до наших дней сохранились сказания о столичных ученых, исходивших тайгу вдоль и поперек, Андрей Владимирович подал заявление о приеме в коммунистическую партию, вступил в ополчение и отправился защищать Родину. 6 октября он получил ранение в боевом столкновении и попал в плен. По тем временам это чаще всего означало отсроченную гибель.

Оказавшись в лагере, он непродолжительное время работал в госпитале помощником хирурга, затем его перевели из общего барака в отдельное помещение, где, как рассказывали очевидцы, с ним подолгу беседовали заезжие военные и штатские лица. Содержание бесед не было известно. Наверное, ученого склоняли к сотрудничеству с Германией.

14 апреля 1942 года Андрей Владимирович Куликов ушел из жизни. Скорее всего, он так и не смог окончательно оправиться от ранения. Он оставил о себе добрую память среди военнопленных и скромное наследство: толстый, потрепанный дневник в кожаном переплете и еще кое-какие личные вещи, которые по его смерти были переданы на лагерный склад для фильтрации.

«Уважаемый пассажиры! Командир включил табло “Застегните ремни”. Мы приступаем к снижению. Через двадцать минут наш самолет произведет посадку в терминале-2 аэропорта административного центра эмирата Дубай…»

Терминал-2 поразил Антона настолько, насколько это вообще возможно себе представить в случае с человеком, исколесившим до этого добрую половину белого света.

Чтобы понять чувства, которые он испытал, ступив на землю «жемчужины арабского мира» через эти шокирующие «ворота», надо представить себе экзотических персонажей фильмов «Люди в черном» и «Звездные войны», собравшихся одновременно под одной крышей. Пожалуй, только с увиденным в этих картинах можно было сравнить многообразие стилей, рас, языков, запахов, привычек и манер в терминале-2.