Мертвый ноль - Макс Фрай

Рядом со мной в означенных облаках парила леди Меламори Блимм, которую я, надо сказать, давненько не видел. Она уже почти год учится искусству сновидения у арварохских буривухов, и поначалу снилась мне чуть ли не ежедневно, потому что присниться – это теперь единственная возможность повидаться. Но потом в ее жизни начались такие интересные сны, что до меня просто руки не доходят. Ну или крылья, когда Меламори снится, что она сама – буривух. Мне ее временами здорово не хватает, но я не сержусь: сам такой же. Помани меня чем-нибудь новым и интересным, и привет.

Я был рад, что Меламори наконец-то выбрала время мне присниться, и одновременно жалел, что это случилось именно сегодня, когда я настолько не в настроении. Вернее, как раз в настроении. Но в очень плохом.

– Ты сегодня спишь не один! – не поздоровавшись, сказала Меламори. – Оказывается, когда встречаешься во сне, можно учуять чужое физическое присутствие. Вот интересно, с кем?

– С одной шиншийской принцессой, – честно сказал я. – И еще, возможно, с сэром Шурфом. Но это все-таки вряд ли. Думаю, он уже ушел.

– У вас там что, оргия? – восхитилась Меламори. – Ну вы даете! Я думала, вам такое неинтересно.

Все-таки воспитание в старой аристократической семье дает себя знать. В смысле сцены ревности мне не светят, даже если очень для этого постараюсь, а не как сейчас, спустя рукава. Теоретически это отлично, а на практике бывает немного обидно. Иногда.

– Что-то вроде того, – подтвердил я. Но поскольку в сновидении врать гораздо труднее, чем наяву, признался: – Просто принцесса выпила мою кровь…

– Всю?! – в голосе Меламори звучал неподдельный восторг с оттенком здоровой зависти. Похоже, ее воображение уже рисовало какую-то невиданную доселе оргию, в ходе которой из всех участников фонтанами льется кровь.

Я почувствовал себя распоследним филистером, когда честно сказал:

– Всего несколько капель, чтобы защититься от… скажем так, крайне неприятного сновидения, которое ее преследует, а меня почему-то боится. Старый проверенный способ обмануть по ту сторону практически кого угодно, сэр Джуффин Халли – великий его адепт и пропагандист. Но у этого лекарства оказался неожиданный побочный эффект: юная леди не может без меня обходиться. В смысле, ей все время надо за меня держаться, иначе сразу становится дурно. Поэтому теперь она спит, ухватив меня за ногу. Кстати, если внезапно исчезну, не сердись: ногу она мне знатно отдавила, даже во сне это чувствую. Могу проснуться в любой момент.

– Постарайся все-таки не просыпаться, пожалуйста, – попросила Меламори. – Я соскучилась. И умру от любопытства, если не узнаю подробностей. Что у вас происходит?

– Да ничего особенно интересного, – неохотно сказал я, прикладывая немыслимые усилия, чтобы не начать рассказывать правду. Но не удержался и добавил: – Вернее, пока просто ни хрена не понятно. Мне и, кажется, вообще никому.

– Так нечестно! – возмутилась Меламори. – У меня и так навязчивая идея, что все самое интересное происходит сейчас без меня. А ты еще и рассказывать не хочешь.

– Потому что сплю. По-моему, нелепое занятие: пересказывать во сне события дня.

– Ничего не нелепое. В большинстве сновидческих школ это обязательное упражнение для начинающих. И даже мои буривухи, когда я вернулась, первым делом уложили спать и заставили подробно пересказать, как жила все эти годы. Пока не смогла все вспомнить, не просыпаясь, почти ничем больше не занимались.

– Ну так, наверное, им просто интересно, как люди живут.

– Конечно! – согласилась Меламори. – Вот и мне тоже интересно, как вы, люди, живете в своих смешных неудобных огромных гнездах. И какими глупостями занимаетесь вместо того, чтобы круглосуточно спать.

И тут меня осенило. Кого и расспрашивать о сновидениях, если не буривухов? Они – великие мастера. И неизвестно, какие у них хранятся секреты, потому что это только наши буривухи из Большого Архива вдали от родины и сородичей такие дружелюбные, а арварохские обычно ни о чем не желают говорить с людьми. Мы им нравимся, но не очень. Да и то исключительно издалека. Меламори первая, кому арварохские буривухи предложили у них учиться, так уж ей повезло. И мне тоже – что я с нею знаком.

– Скажи, а буривухи отвечают на твои вопросы? – спросил я. – Или рассказывают тебе только то, что сами сочтут полезным, а об остальном молчат?

– Обычно отвечают. Правда, расспрашивать их можно только во сне. Но у меня сейчас вообще все происходит во сне, даже поесть почти не просыпаюсь с тех пор, как научилась находить в сновидениях подходящую для тела еду.

– Тогда спроси их, что они знают о хищных существах, обитающих в сновидениях и похожих на пернатого змея, сотканного из невыносимой тьмы.

– Что-то мне как-то нехорошо стало, – пожаловалась Меламори. – А ведь было такое отличное настроение! И куда, интересно, подевались наши облака?

Зеленых облаков вокруг и правда больше не было. Вместо того, чтобы свободно парить в небесах, мы сидели на большом сером камне среди таких же серых угрюмых скал. Ну, спасибо хоть не бултыхались в болоте. Снов про болота я очень не люблю.

Меламори явно была не в восторге от перемен.

– Это я за пространством сновидения не уследила, или просто твои пернатые змеи такие… неприятные, что от разговоров о них все испортилось? – спросила она.

– Неприятные – не то слово, – подтвердил я. – Наяву от разговоров от них даже Джуффина мутило. Извини, не подумал, что тебе тоже станет дурно… Ай, кого я хочу обмануть? Если бы и подумал, все равно бы спросил.

– И вы все там теперь в опасности? – не то встревожилась, не то восхитилась Меламори.

– Да не то чтобы. Как я понял, тем, кто родился в Мире, эти твари не вредят. Но всем остальным – очень даже могут. Например, тем, кто видит нас во сне. Может, буривухи знают, как их уничтожить? Или прогнать подальше? Ну или просто хоть что-нибудь. Расспроси их, пожалуйста. Ты мне очень поможешь. В знак благодарности могу воздержаться от оргий. Например, на целых три дня.

Хорошо, что я успел ее насмешить прежде, чем проснулся. Что совершенно неудивительно: даже какой-нибудь матерый тубурский Сонный Наездник наверняка подскочил бы как укушенный, если бы его так зверски трясли.

Трясла меня, конечно, принцесса. Для того, чтобы сообщить:

– Я уже проснулась, Сэромакс! И очень проголодалась. Что будет на завтрак? И когда его подадут?

Сказать, что я рассердился, означало бы здорово приуменьшить проблему. Все равно что бешеный ветер Пустой Земли Йохлимы обозвать безобиднейшим сквозняком. Я не просто рассердился, а стал живым воплощением ярости. Но, надо сказать, довольно разумным и гуманным ее воплощением. То есть никого не убил и даже не превратил в половую тряпку, а просто уменьшил нахалку, спрятал ее в пригоршню, обругал себя последними словами за то, что не догадался сделать это раньше, и снова уснул. Но Меламори во сне больше не увидел. И вообще ничего интересного. Зато более-менее выспался, как с самого начала и хотел.