Последний воздушный пират - Крис Риддел

Развернув маленький зелёный свёрток, он почувствовал острый запах перезрелых фруктов, ударивший ему в нос, и, хотя желудок у него урчал от голода, аппетит сразу пропал.

— Нечего быть таким привередой, — сказал он себе и, откусив большой кусок печёного плода, принялся старательно его жевать.

От Варис Лодд, преподавшей ему уроки о законах леса, он знал, что древесная смакля не только съедобна, но и питательна даже в перезревшем виде. Он также понимал, что нельзя отправляться в путь на голодный желудок. Но фрукт был таким невкусным! Плут отхлебнул отвар дикой горчицы из кружки и разом проглотил неаппетитное месиво.

— На сегодня хватит, — скривился он, выбрасывая недоеденный ломоть. Фрукт глухо шлёпнулся на траву, и лесные курочки с тревожным квохтаньем разбежались в разные стороны.

Встав, Плут запаковал драгоценную печку и отвязал своего «Буревестника». Лучи солнца, пробиваясь сквозь редеющие облака, проникали сквозь просветы в листве и, падая на Плута, отражались от гладкой зелёной кожи его лётной формы. За несколько недель, прошедших с того момента, как Плут покинул Озёрный Остров, его форма пообмялась, материал потерял жёсткость и стал ещё плотнее облегать его тело.

Плут в последний раз оглядел стоянку, чтобы проверить, не забыл ли он чего-нибудь. Затем, поставив паруса, сбалансировав противовесы и натянув пусковой канат, он подготовил «Буревестника» к взлёту, и кораблик взмыл в воздух, поднявшись над переливающимся разными красками лесом.

— Может быть, сегодня, — прошептал Плут, повторяя слова, которые он говорил себе каждое утро. Изо рта у него, кружась, вырывались струйки пара. — Может быть, сегодня мне повезёт.

Плут путешествовал уже три месяца, три долгих, утомительных месяца. Каждый день, если он не бродил по лесу в поисках пищи или воды, он внимательно осматривал окрестности, нет ли где-нибудь примет, говорящих, что здесь были толстолапы: спрядённая из трав постель вроде гнёзда, ветка с оборванными плодами или отпечатки тяжёлых лап на мягкой, болотистой почве рядом с лесными ручейками. Ночью Плут забирался на ветви большого дерева и, засыпая, прислушивался, не зазвучит ли где-нибудь вой этого загадочного существа.

Ему трижды удалось услышать этот вой. Каждый раз, встав рано утром, он с бьющимся от волнения сердцем направлялся в ту сторону, откуда накануне раздался зов толстолапа. Он всё ещё помнил своё потрясение, когда впервые увидел порабощённых толстолапов на Опушке Литейщиков. Его обуревало нетерпение: он мечтал встретиться со свободными, здоровыми животными в среде естественного обитания, но когда солнце катилось к закату и тени в лесу становились длиннее, Плуту приходилось смиряться с очередной неудачей. Толстолапы были неуловимы, и найти их оказалось гораздо труднее, чем он полагал.

И всё же экспедиция не стала цепью сплошных разочарований. Имелись и победы: маленькие достижения и открытия, полный отчёт о которых он тщательно записывал в походном журнале, заполняя страницы мелким аккуратным почерком и снабжая текст детально прорисованными иллюстрациями и диаграммами.

Сегодня я увидел характерные глубокие царапины на коре древнего летучего дерева, о которое толстолап точил когти. Некоторые царапины показались мне свежими, другие уже поросли зелёным мхом. Я полагаю, что это дерево является постоянным местом для заточки когтей. Я доволен открытием.

Четверо суток подряд Плут не слезал с вершины соседнего летучего дерева, неустанно ведя наблюдение, но толстолапы так и не появились. На утро пятого дня он снялся с места и с тяжёлым сердцем отправился дальше. В тот вечер, повесив на ветки походную печку и гамак и привязав «Буревестника», он очинил ветку свинцового дерева и внёс очередную запись в походный журнал:

Покинув м, есто заточки когтей, я находился в полёте весь день. Около полуночи я заметил небольшую кучку в форме колокола, сложенную под высоким, деревом, — это были очистки от дуботыквы, что явно свидетельствует о недавнем присутствии толстолапов. Мои предположения подтвердили следы на земле — отпечатки задних ног толстолапов. Большую чисть ночи я просидел на железном дереве, находившемся вблизи кучки отбросов, в надежде, что толстолапы вернутся, за несколькими оставшимися, плодами.

Но толстолапы снова обманули его ожидания. Как только занялось утро и солнце озарило небосклон, Плут продолжил путь.

Шёл день за днём, сливаясь в памяти в бесконечное однообразие, неделя за неделей, месяц за месяцем, но нигде не встречал он этих робких, застенчивых созданий. Плут похудел, однако мускулы его окрепли, а зрение и слух обострились. Он все лучше понимал Дремучие Леса, их вечно меняющееся настроение, капризный и взбалмошный характер. Он узнавал растения, деревья и обитателей леса, которые скрывались в таинственном мраке. Он понимал, что годится в пищу, а к чему опасно даже притрагиваться. Он изучил все лесные звуки, все запахи. А по ночам он садился делать записи в дневнике, описывая флору и фауну, которая встречалась ему на пути.

Сегодня мне на глаза попался, улей диких пчёл. Мне удалось выкурить рой из дупла, поднеся к нему тлеющую ветку колыбельного дерева. Мёд оказался очень вкусным, и когда я положил ложку мёда в чай из дикой горчицы, мой напиток внезапно окрасился в темно-синий цвет, напоминая предгрозовое небо.

Только что я был свидетелем охоты Жабы-Вонючки на чеханчнка. Она оглушила свою жертву, дохнув на неё ядовитыми парами, а затем, слизнув её липким языком, сунула в пасть и проглотила целиком. Мерзкое пресмыкающееся раздулось вдвое и тяжело отрыгнуло. Я просидел в укрытии более часа…

Всю неделю громыхали грозы, и дождь лил, как из ведра. Один раз, когда я прятался от ливня под ветками, в железное дерево, стоявшее неподалёку от меня, ударила молния, и оно вспъхнуло, словно спичка. Я услышал странные звуки, как будто грохнули хлопушки, — это с треском разрывались семенные коробочки, и семена, вылетевшие из них, разлетались по сторонам. «В смерти — жизнь» — как говорил Пинцет. Клянусь Землёй и Небом, Дремучие Леса — странное, но удивительное место…

Сегодня я оказался свидетелем воистину ужасного зрелища. Привлечённый отчаянными криками и визгом, я поднялся, в воздух и совершенно неожиданно для себя, увидел висящего в воздухе ежеобраза. Вокруг его тела крепко обвилась смоляная, лоза — длинное зелёное растение-паразит на стволе жуткого дуба-кровососа. Бедное существо, извиваясь и корчась, боролось с хищником, но смоляная лоза была намного сильнее. А когда на помощь первой лозе подоспела вторая, несчастный ежеобраз перестал сопротивляться. Обе лозы потащили свою жертву через лес, к разверстой пасти на вершине мощного, похожего на резиновую губку, дерева. Расположенные по кругу острые клыки дуба-кровососа плотоядно клацали. Резким движением обе лозы освободили захват, и гибнущий ежеобраз упал головой вниз в чрево плотоядного растения. Поначалу слышны были его сдавленные всхлипы, но вскоре всё затихло. Обе лозы налились кроваво-красным цветом.

Плут отложил затупившуюся ветку свинцового дерева. Он сидел скрестив ноги на высокой ветке колыбельного дерева. Походная печка жарко пылала; влажный воздух был тих и спокоен, даже гамак не раскачивался из-за полного безветрия. Светила луна, озаряя заострившееся, озабоченное лицо мальчика. Ежеобраз напомнил Плуту о товарище.