Смертельная белизна - Роберт Гэлбрейт

– Рафф, мальчик мой, через минуту я тебя загружу работой, – бросила сбившаяся с ног Иззи, барабаня по клавиатуре. – Только вот это закончу, для председательницы местной партийной организации. Сейчас папа зайдет – подпишет.

Она бросила загнанный взгляд на брата, который, развалившись в кресле, закатал рукава, ослабил галстук и вытянул перед собой длинные ноги; на шее у него болтался картонный разовый пропуск.

– Может, ты пока выйдешь на террасу кофейку попить? – предложила ему Иззи.

Робин понимала: Иззи не хочет, чтобы Чизуэлл видел, как бездельничает сын.

– Пошли кофе пить, Венеция? – позвал Рафаэль.

– Не могу, – сказала Робин. – Дел по горло.

Вентилятор на столе у Иззи развернулся в сторону Робин, и та пару секунд наслаждалась прохладным ветерком. Тюлевая занавеска туманила чудесный июньский день. За окном на террасе мерцающими привидениями двигались обезглавленные оконной рамой парламентарии. В захламленном кабинете было душно. Робин пришла в коттоновом платье, убрала волосы в «конский хвост» и тем не менее, изображая бурную деятельность, то и дело вытирала пот с верхней губы тыльной стороной ладони.

Присутствие Рафаэля в офисе, как она сказала Страйку, создавало неудобства. Когда Робин находилась там вдвоем с Иззи, ей не приходилось выдумывать предлог для любой задержки в коридоре. Более того, Рафаэль не сводил с нее глаз, но совсем не так, как похотливый Герайнт, который обшаривал ее взглядом с головы до ног. Она недолюбливала Рафаэля, но время от времени ловила себя на том, что оказывается в опасной близости от сочувствия к этому парню. Рядом с отцом тот вечно нервничал, а кроме того… кто угодно признал бы его красавцем. Главным образом по этой причине она избегала на него смотреть – просто чтобы сохранять объективность.

А Рафаэль как раз стремился к сближению, но она пыталась этого не допускать. Вот, к примеру, накануне он спутал ей все карты, когда она зависла у дверей Герайнта и Аамира, напряженно прислушиваясь к телефонному разговору Аамира насчет какого-то «запроса». Из скудных подробностей, которые ей удалось тогда уловить, Робин с уверенностью заключила, что речь идет как раз о «Равных правилах игры». «Но ведь это не предусмотрено нормативными актами? – встревоженно спрашивал Аамир. – Это же не официально? Мне казалось, такая рутинная процедура… но мистер Уинн полагал, что в своем письме координатору благотворительной акции ответил на все спорные вопросы».

Робин не могла пройти мимо, но понимала, что подвергает себя опасности. Кто же мог знать, что застукает ее не Уинн, а Рафаэль?

– Что ты тут жмешься? – смеясь, спросил он.

Поспешив отойти, Робин услышала, как у нее за спиной хлопнула дверь, и заподозрила, что отныне, во всяком случае в присутствии Аамира, эта дверь больше не останется нараспашку.

– Ты всегда так дергаешься или только при мне? – не унимался, догоняя ее, Рафаэль. – Пошли кофе пить, что ты, в самом деле, я тут с тоски подыхаю.

Робин ответила резким отказом, в офисе опять изобразила деловитость, но невольно призналась сама себе, что в глубине души – очень глубоко – польщена такими знаками внимания.

В дверь постучали, и, к удивлению Робин, в офис вошел Аамир Маллик со списком имен в руке. Нервозно, хотя и с решимостью, он обратился к Иззи.

– Да, э-э-э, здрасте. Герайнт просит внести попечителей фонда «Равные правила игры» в список приглашенных на паралимпийский прием двенадцатого июля, – выговорил он.

– А я тут при чем? – взвилась Иззи. – Прием организует Министерство культуры, СМИ и спорта. С какой стати, – больше не сдерживаясь, она убрала со лба потную челку, – все приходят ко мне?

– Герайнту необходимо, чтобы они присутствовали, – стоял на своем Аамир, но листок с именами задрожал у него в руке.

Робин подумала, что сейчас как раз удобный момент, чтобы проникнуть в пустой кабинет Аамира и поменять жучки. Она бесшумно поднялась из-за стола, стараясь не привлекать к себе внимания.

– Почему он не обращается с этим к Делии? – кипятилась Иззи.

– Делия занята. В списке всего-то восемь человек, – не отступался Аамир. – Ему в самом деле необходимо…

– «Слово девы Лахесис, дочери Необходимости!»[24]

Появление министра культуры опередил его зычный голос. Чизуэлл, в мятом костюме, остановился на пороге, преградив путь Робин. Она бесшумно села на свое место. Аамир, как ей показалось, приободрился.

– Мистер Маллик, вам известно, кто такая Лахесис? – осведомился Чизуэлл.

– Точно не скажу, – ответил Аамир.

– Вот как? Разве у вас в Харрингейской общеобразовательной школе не преподавали древнегреческий? Рафф, ты, похоже, не слишком занят. Просвети мистера Маллика насчет Лахесис.

– Да я и сам не в курсе, – сказал Рафаэль, хлопая густыми темными ресницами.

– Дурачком прикидываешься? Лахесис – одна из богинь судьбы, – изрек Чизуэлл. – Она знает, какой кому отпущен срок. Знает, когда чья песенка спета. Вы не великий поклонник Платона, мистер Маллик? Вам, наверное, ближе Катулл. У него есть прекрасные строки о людях вашего склада. Стих шестнадцатый[25], непременно ознакомьтесь, вам понравится.

Рафаэль с сестрой воззрились на отца. Аамир еще немного потоптался, как будто вспоминая, что его сюда привело, а затем вышел.

– Практикум по классической филологии для всех, – обернувшись ему вслед, с мстительным, как могло показаться, удовлетворением продолжил Чизуэлл. – Учиться никогда не поздно, правда, Рафф?

На письменном столе у Робин завибрировал мобильный. Пришло сообщение от Страйка. У них была договоренность – не звонить и не писать в рабочее время, разве что в самом крайнем случае. Робин опустила телефон в сумочку.

– Где моя папка с документами на подпись? – обратился Чизуэлл к Иззи. – Ты закончила письмо этой чертовке, Бренде Бейли?

– Уже распечатываю, – ответила Иззи.

Пока Чизуэлл, пыхтя, как бульдог, в тиши кабинета, кое-как выводил свою подпись на сложенных в стопку письмах, Робин пробормотала что-то невразумительное насчет необходимости отлучиться и поспешила выйти в коридор.

Чтобы прочесть сообщение Страйка подальше от посторонних глаз, она прошла по деревянным указателям «Крипта» и сбежала по узкой каменной лестнице на самый нижний этаж, где нашла безлюдную часовню. Крипта напоминала средневековую шкатулку для драгоценностей: золотую стену сплошь покрывали геральдические и религиозные сцены и символы. Над алтарем блестели изображения святых, а небесно-голубые органные трубы были украшены золотыми бантами и алыми лилиями. Робин присела на обитую красным бархатом скамью и открыла сообщение.