Время золотое - Александр Проханов

Бекетов смотрел на прекрасное жемчужное лицо Паолы, которое вдруг обезобразила тень ненависти. Хотел понять природу этой испепеляющей ненависти, которая помутила разум красавицы, вызвала галлюцинации и бреды.

– У вас есть для этого все возможности. – Бекетов осторожно приближал Паолу к теме, ради которой он нанес ей визит. Так рыбак, поймав на крючок тяжелую рыбу, играя леской, подводит к сачку, чтобы выхватить из воды в блеске солнечных брызг. – Чегоданов слаб, как никогда. Время его завершается. Народ восстал, сметает его. У России будет другой президент. Пусть на улицы выйдут полмиллиона граждан, и диктатор сбежит. Вы бы могли привести на площадь своих сторонников.

– Я могу, я в силах. – Паола гордо подняла волевой подбородок, напоминая воительницу, за которой двинется несметное войско. – Меня упрекали за мою передачу «Постель-3». Говорили, что я растлевала целомудренную молодежь. Но я их спасала от чудовищной жизни. От тоски, на которую они были обречены в своих бараках, гнилых домах, среди пьянства и поножовщины, среди мертвой, как зловонный склеп, русской провинции. Я привозила их в столицу, показывала другую жизнь, иные возможности. Будила их сонные души. Они вожделели, желали меня. Пьянели от запаха моих духов. Сходили с ума, если я показывала им свою обнаженную грудь. Они были готовы идти за мной через моря и материки, были готовы покорять царства, сражаясь за право поцеловать мою руку. Теперь, когда я стала политическим лидером, они – моя партия, мои боевые отряды. Они внесут меня в Кремль на руках, а Чегоданова сбросят с колокольни Ивана Великого.

– Вы – античная богиня, Афина Паллада. Вы лидер нового типа, не похожий на изнурительных старомодных политиков. Вместо унылых речей вы издаете любовный стон, и на этот упоительный звук стекаются сотни тысяч. Вместо бесцветных и тусклых транспарантов вы показываете свое ослепительно-белое плечо, и толпа обожает вас, как небожителя. Вам удалось разбудить реликтовые коды в душе молодых мужчин и женщин и использовать их в политике. Вам нет равных. Если вы будете последовательны, вы в конце концов станете президентом России. Первая в русской истории женщина – национальный лидер.

– Я думала об этом. Размышляю, какие мне предпринять шаги.

– Вы, Паола, должны влиться в протестное движение и поддержать Градобоева. Повести свою преданную, обожающую вас гвардию на протестный марш. Встать рядом с оппозиционными лидерами, среди которых вы будете самой яркой, самой восхитительной. Пусть Градобоев превратится в Зевса, Зевс превратился в быка и похитил Европу. Вы, Паола, с вашими европейскими ценностями, – истинная Европа.

– Вы хотите, чтобы я во время протестного марша сидела на спине у Градобоева?

– Я хочу, чтобы вы появились на марше, как Немезида с мечом, готовая отомстить за отца, за поруганную честь вашей семьи, за поруганный народ, за поруганную Россию. Без вас, дорогая Паола, революция не состоится. Вы, как Жанна д’Арк, всколыхнете народное море, поведете народ на штурм Кремля. Преображение, о котором я мечтал, совершилось. Из куртуазной красавицы вы превратились в национального лидера. Русская история открыла перед вами свою белую страницу. Вы сделаете своей прекрасной рукой огненную запись.

– Я согласна. Я поведу моих поклонников на площадь. Вот только шубу сниму. – Паола улыбнулась, сбросила с плеч скользящий мех и предстала перед Бекетовым во всей ослепительной наготе. Он на секунду ослеп от вида полных грудей, смуглых сосков, плавных бедер, округлого живота с золотым завитком лобка, на котором трепетала капля бриллианта. Бекетов овладел собой, склонился перед ней и целомудренно поцеловал ее руку. Рыба трепетала в сачке во всем своем дивном перламутре.

В Москве на площадях, на бульварах и заснеженных скверах появились новогодние елки. Волшебно и чудно вырастали среди каменных громад, вонзались стеклянным блеском в морозное небо, волновали взор своими бриллиантами, алыми и золотыми шарами, сбегавшими с вершин огненными ручьями. На Манежной площади, у алых кремлевских стен елка трепетала в метели фантастическими рыбами, дивными птицами, сказочными существами. Казалась деревом райского сада с лучистой Вифлеемской звездой. У Большого театра, среди белоснежных колонн елка была подобна императрице. Парчовое платье, самоцветы на кольцах, алмазное колье на дышащей груди. Маленькую гордую голову увенчивала алмазная корона, от которой летела бриллиантовая пыль, оседая на стеклах автомобилей. Елка на Лубянской площади напоминала шатровую колокольню с золотыми колоколами, лучами морозного солнца, перламутровыми изразцами. Казалось, в темной хвое скрывается звонарь, ликуя, сотрясает певучими звонами румяное небо, в котором летят в Замоскворечье сусальные облака.

Так видел Бекетов предновогоднюю Москву. Он ехал к Чегоданову, с которым не встречался после их первого свидания. Не желая афишировать их отношения, ограничивался краткими телефонными звонками. Теперь же предстояла тайная встреча.

Миновал две каменные арки с военной стражей. Оказался перед знакомой усадьбой Новоогарево, где была назначена встреча. Шагая от машины по хрустящему снегу, разглядел на сосне голубую белку, которая распрямила упругую спираль и полетела, вытянув цепкие лапки.

Чегоданов принял его во все той же гостиной с убранством брежневской эпохи, сочетавшей аскетическую строгость и тучную пышность застоя. Чегоданов был в домашней вязаной блузе и рубахе апаш. Лицо его было розовым, редкие белесые волосы еще не совсем высохли после бассейна, и, когда он обнимал Бекетова, тот почувствовал упругость натренированной мускулатуры.

– Как я рад тебя видеть, Андрей. Эта чертова конспирация лишает меня удовольствия беседовать с тобой. Кругом одни узколобые тупицы или утомительные пустобрехи. Каждый их совет подобен яме, куда они меня толкают. Иногда мне кажется, что все они работают на Градобоева и желают моего поражения. Но ты мне скажи, мы победим? – В его вопросе была надежда человека, который ведет опасную, с непредсказуемым итогом игру. – Ты веришь, что мы победим?

– Это вопрос не веры, а математических знаний и магических искусств, которыми управляется толпа. Мы начали рискованную операцию, и, похоже, наш риск оправдывается.

– Да, да, ты прав. На площадях закипает революция, и Градобоев требует моей головы. Но страна отворачивается от него. Страна выбирает меня. Мне каждый день кладут на стол замеры общественных настроений. Чем больше людей в Москве размахивают дурацкими флагами, тем больше у меня сторонников в других городах России. На каждую тысячу Градобоева у меня миллион. Ты, Андрюша, великий маг и волшебник.

– Операция далеко не окончена. Нам нужно обсудить ее продолжение.

– Обсудим, конечно обсудим. Больше не с кем обсуждать. Ты мой друг, мой советник. Тебе одному доверяю. Ты же знаешь, как я одинок. Кругом дураки и изменники. Ждут, когда оступлюсь. Если проиграю, они сдадут меня первые. Международный трибунал. Горы грязи. Капельки яда в тюремное пойло. Я страшно одинок, Андрей. Только Клара, любимая женщина, и ты, верный друг!

Чегоданов жаловался, исповедовался. Казалось, он боится, что Бекетов может уйти и он снова окажется в одиночестве, среди врагов и предателей.