Эдит Пиаф. Без любви мы - ничто - Жан-Доминик Брийяр

Но ремиссия была недолгой. 15 августа Пиаф перевезли в клинику «Меридиан» в Каннах: третья печеночная кома за лето. Вернувшись 22 августа в «Гатуньер», певица ощущала страшную слабость, что не могло не сказаться на ее настроении. Именно в это время ей позвонил Шарль Дюмон и продекламировал несколько куплетов из песни «Je m’en remets à toi» («Я снова возвращаюсь к тебе»), которую только что написал вместе с Жаком Брелем специально для Воробышка. В наши дни Дюмон так рассказывает об удивительных обстоятельствах, в которых родилась эта песня: «Я был в Марселе, в Старом порту. Я зашел в бистро, которое называлось “Одноглазый пират”. В баре сидел Брель, с которым я был давно знаком. Мы поговорили о том о сем, и в какой-то миг я рассказал ему последние новости об Эдит. Я объяснил, что она отдыхает на юге Франции, и добавил: “Мы должны написать для нее песню”. А он мне говорит: “Давай напишем ее прямо сейчас”. И за десять минут, между двумя стаканами, он написал текст. Меня это очень удивило, потому что за ним закрепилась репутация поэта, которому требуется очень много времени на написание стихов».

Эту песню Пиаф так никогда и не исполнила. 29 августа, видя, что процесс выздоровления затянулся, Эдит обосновалась в более скромном доме около Грасса, в местечке Анкло де ля Руре, коммуна Пляскассье. В начале сентября состояние больной стабилизировалось. Когда она не чувствовала себя слишком уставшей, то даже недолго прогуливалась по саду или просила показать тот или иной фильм, надеясь развлечься. Но с каждым днем Эдит становилась все более замкнутой, она как будто отсутствовала в этом мире. Даже визиты Тео – молодой человек был занят на съемках фильма Жоржа Франжю «Judex» («Жюдекс»), но старался при каждой возможности навещать жену – больше не приносили ей радости. «Она вела себя с ним все менее и менее любезно, – вспомнит впоследствии Даниель Бонель. – (…) Отныне он расправил крылья и отправился в самостоятельный полет, он больше не нуждался в ней, а следовательно, больше не интересовал ее. (…) Теперь в обществе Тео она скучала»[156].

Тео после смерти Эдит так никогда и не сможет – невзирая на безупречное поведение и свидетельства искренней любви, которые он до конца выказывал своей знаменитой супруге, – избавиться от ярлыка жиголо, навешенного на него прессой. Он погибнет крайне глупо, став в 1970 году жертвой автомобильной аварии в Лиможе.

С начала октября Пиаф все реже и реже вставала с постели. Ее кожа приобрела восковой оттенок. 7 октября ее навестила Симон Берто, с которой певица не виделась уже очень давно. Последний «привет» из прошлого перед путешествием в ничто. Даниель Бонель, которая не покидала изголовья кровати больной, вспоминает: «В последние дни она много слушала диски Бреля, особенно песню “Les Vieux” (“Старики”): “Часы, которые мурлыкают в салоне, говорят то «да», то «нет»”. Это было так печально… Последняя пластинка, которую я ей поставила, был ее сольный концерт в “Карнеги-холл”. Она прослушала весь диск целиком, в полной тишине, не делая никаких замечаний. А затем сказала, и это была ее последняя фраза: “Нам еще предстоят прекрасные путешествия, моя милая”. Без сомнения, она надеялась отправиться на гастроли». Вечером 9 октября Пиаф впала в кому. На следующее утро Даниель позвонила Луи Баррье, который находился в Париже, чтобы тот срочно разыскал Тео Сарапо, пребывавшего в постоянных разъездах. «Я сказала ему: “Дела очень плохи, она вот-вот уйдет от нас”. Тогда Лулу сказал мне: “Мы приедем во второй половине дня”. Возможно, он думал, что еще застанет ее живой. Но без четверти час мы увидели, что все кончено. Это было как вздох. Она не металась, не ощущала боли. Она ушла, словно заснула»[157]. Прежде чем потерять сознание, Эдит выразила желание умереть в Париже. Чтобы исполнить последнюю волю жены, Тео тайно перевез тело усопшей в ее дом на бульваре Ланн. Эдит доставили в Париж утром 11 октября, отсюда путаница в датах: Пиаф была официально объявлена мертвой именно в этот день. Несколькими часами позже 11 октября скончался поэт Жан Кокто. Он умер на следующий день после ухода Пиаф, а не в один день с ней, как часто утверждают биографы.

Пока совсем обезумевший Тео Сарапо пытался справиться с навалившимся на него горем[158], тысячи парижан посетили особняк на бульваре Ланн, чтобы проститься с Пиаф. Квартира была буквально оккупирована «хищниками», лжедрузьями, которые присваивали себе самые разные вещи, принадлежавшие певице.

14 октября сорок тысяч человек пришли на кладбище Пер-Лашез на похороны звезды. И если многие явились сюда, чтобы отдать последнюю дань той, кто более четверти века волновал их сердца, то отдельные индивидуумы надеялись насладиться тягостным зрелищем. Привлеченное огромным количеством знаменитостей, человеческое море хлынуло на кладбище, топча могилы, опрокидывая надгробные памятники, чтобы получше рассмотреть великих деятелей культуры. Толпа сметала заградительные барьеры, шла по цветам, не обращая внимания на потерявших равновесие и упавших на землю женщин.

Через несколько дней газета «France Dimanche» опубликовала письмо-завещание, которое Пиаф якобы написала накануне смерти. В этом документе, чья достоверность до сих пор не доказана, певица подвела итог своей жизни: «Внезапно я ощутила потребность в чистоте, желание плакать, такое желание охватывало меня, когда я была маленькой девочкой. Ощутила желание положить голову на плечо подруги и наконец-то отдохнуть. Когда я думаю о своей жизни, обо всех этих разгулах, мне становится стыдно. Когда я снова вижу эту маленькую женщину, которая кутается в меховую накидку и несет в ночи свое одиночество и все свои печали, то думаю, что Пиаф именно ею и была. Я прошу простить меня. И когда вы будете читать это письмо, опубликованное лишь после моей смерти, не плачьте».

Она размахивала позолоченной статуэткой, тщетно подыскивая слова на английском языке, которым отлично владела. Такого не случалось уже полвека: француженка, увозящая на родину премию «Оскар» в номинации «Лучшая актриса Голливуда», к тому же актриса, сыгравшая в иностранной киноленте. В последний раз такое случилось в 1960 году, когда Симона Синьоре получила высшую награду за главную роль в фильме «Les Chemins de haute ville» (в английском варианте «Room at the Top»; русское название «Путь наверх») Джека Клейтона. И вот в 2008 году, во время восьмидесятой церемонии, Академия кинематографических искусств выбрала для вручения «Оскара» Марион Котийяр, которая исполнила главную роль в фильме «La Môme» («Малышка») режиссера Оливье Даана (в США этот фильм вышел в прокат под названием «La Vie en rose», причем название давалось именно на французском языке; в нашей стране фильм известен под названием «Жизнь в розовом цвете»). Французская актриса обошла Джули Кристи и Кейт Бланшетт, также выдвинутых на эту номинацию, и, заливаясь слезами, как и положено в подобных обстоятельствах, горячо благодарила режиссера за то, что он «изменил ее жизнь», и город Лос-Анджелес, «населенный настоящими ангелами». Под влиянием волнения Марион забыла поблагодарить ту, без которой тем вечером никогда бы не поднялась на эту сцену, – Эдит Пиаф. Марион Котийяр прекрасно знала, что, удостаивая ее высокой награды, Голливуд, несомненно, хотел почтить память певицы, которая умерла сорока пятью годами ранее. За свою карьеру Пиаф удалось выстроить с Америкой самые теплые отношения, жители этой страны никогда не забывали французскую звезду. Именно поэтому когда в 2007 году Боб Барни, президент компании «Picture House» увидел очень короткий отрывок из фильма, то, ни секунды не колеблясь, тут же купил права на показ этой ленты в США: «Я видел всего одну сцену из этого фильма, но тут же влюбился в него. Я понял, что должен заполучить его для Соединенных Штатов. Обычно, прежде чем решить, приобретать ли тот или иной фильм, мы смотрим его целиком, мы никогда не покупали фильм, из которого видели всего пять минут. Но что касается этой ленты, то стоило мне увидеть достижения Марион, и я был ошеломлен. Все будут плакать, это так волнующе, просто потрясающе. А ведь сцена длилась всего несколько минут. Вот почему год назад я решился на покупку».