Последний дон - Марио Пьюзо

– Уверенности у него такой нет, но кое-какие слухи до него, несомненно, доходили. Он ведь не болван. Я делал для него кое-что такое, что мне нипочем бы не сделать в одиночку, и он это понимает. Он умен. Он только-то и сказал, что будет пробиваться наверх, если парнишка умрет. Не просил меня ни о чем. Он грандиозный жулик и вовсе не был так уж пьян, когда вывернул душу наизнанку. Полагаю, он все заранее просчитал. Он говорил искренне, но не без наигрыша. Не мог измыслить, как отомстить, зато догадывался, что я могу кое-что предпринять. Он горюет, но в то же время интригует. – Гронвельт помолчал. – Если мы провернем дело, он станет сенатором, и притом нашим сенатором.

Джорджио беспокойно расхаживал по комнате, огибая статуи на пьедесталах и джакузи, блиставшую мрамором сквозь ткань занавесей.

– И вы дали ему обещание, не получив нашего одобрения? – осведомился Джорджио.

– Да, – подтвердил Гронвельт. – Иначе я не смог бы его убедить. Мне необходимо было говорить уверенно, чтобы у него возникло ощущение, будто он по-прежнему у руля, будто он все еще способен влиять на ход событий, – чтобы власть снова стала привлекательной для него.

– Терпеть не могу эту отрасль бизнеса, – вздохнул Джорджио.

Пиппи усмехнулся. Джорджио вечно порет чушь. Сам помогал ликвидировать Семью Сантадио с такой свирепостью, что дон гордился им.

– Полагаю, в этом деле нам потребуется компетенция Пиппи, – подсказал Гронвельт. – Кроме того, думаю, настало время его сыну войти в Семью.

– По-твоему, Кросс уже готов? – поглядел Джорджио на Пиппи.

– Он уже работал на побегушках, – подтвердил тот, – пора уж ему начать зарабатывать на жизнь самому.

– Но по силам ли ему такое? – уточнил Джорджио. – Это большой шаг вперед.

– Я с ним поговорю. Он справится.

– А что, если мы сделаем это для губернатора, – обернулся Джорджио к Гронвельту, – а он забудет о нас? Мы пойдем на риск, и все впустую. Этот человек заправлял всей Невадой, но едва убили его дочь, как он сложил руки. У него кишка тонка.

– Он совершил поступок, он пришел ко мне, – возразил Гронвельт. – Если бы вы знали людей, подобных губернатору, то поняли бы, что для него это весьма решительный шаг.

– Значит, он выбьется?

– Мы прибережем его для пары крупных дел. Я имел с ним дело в течение двадцати лет и гарантирую, что он выбьется наверх, если с ним правильно обращаться. Он знает, что к чему, весьма ушлый человек.

– Пиппи, – распорядился Джорджио, – это должно выглядеть как несчастный случай. Дело будет шумным. Надо, чтобы ни его враги, ни газеты, ни это окаянное телевидение не строили никаких инсинуаций насчет губернатора.

– Да, – поддержал Гронвельт, – важно, чтобы не было никаких намеков на губернатора.

– Может, это чересчур щекотливое дело, чтобы Кросс попробовал на нем свои силы, – заметил Джорджио.

– Нет, оно просто создано для него, – не согласился Пиппи. Возразить тут не мог никто. Во время операции командование находится целиком в руках Пиппи. Он завоевал свою репутацию во множестве подобных дел, особенно в большой войне против Сантадио, и частенько говаривал Семье Клерикуцио: “Это ведь я подставляю задницу, и если подзалечу, то предпочитаю, чтобы это случилось по моей собственной вине, а не чьей-нибудь еще”.

– Ладно, тогда за дело! – хлопнул Джорджио в ладоши. – Альфред, как насчет партиечки в гольф поутру? Завтра вечером я отправляюсь по делам в Лос-Анджелес, а послезавтра возвращаюсь на восток. Пиппи, дай мне знать, кто тебе нужен будет для помощи из анклава, и сообщи мне, с нами Кросс или нет.

Чем дал Пиппи понять, что, если Кросс откажется от этой операции, его никогда не примут в Семью.

В Семье Клерикуцио все ровесники Пиппи страстно увлекались гольфом; дон частенько злорадно подшучивал, что это игра для Bruglione. В тот же вечер Пиппи и Кросс отправились на поле. Тележки они не взяли – Пиппи хотел ради упражнения походить пешком и побыть на гринах [Грин– тщательно обработанный, с наиболее низко подстриженной травой участок поля для гольфа.] в одиночестве.

Неподалеку от девятой лунки была небольшая рощица со скамейкой на опушке, и они присели там.

– Я буду жить не вечно, – начал Пиппи. – А тебе надо зарабатывать на жизнь. Инкассирующее агентство – грандиозный источник прибыли, но содержать его нелегко. Ты должен быть своим в Семье Клерикуцио. – Пиппи уже взялся за подготовку Кросса: посылал его на ряд сложных заданий по инкассации, где требовалось прибегать к угрозам и насилию, посвятил его в семейные сплетни; он-то знал, что к чему. Пиппи терпеливо дожидался подходящей ситуации, мишени, неспособной вызвать сочувствие.

– Понимаю, – негромко отозвался Кросс.

– Этот тип убил дочь губернатора. Хулиган вонючий. И это сошло ему с рук. Так не годится.

Кросса позабавили психологические экивоки отца.

– А губернатор – наш друг, – подсказал он.

– Верно. Кросс, ты можешь сказать и “нет”, помни об этом. Но я хочу, чтобы ты помог мне в деле, которое я должен выполнить.

Кросс поглядел на плавные перекаты зеленых лужаек, на флажки над лунками, недвижные в атмосфере пустыни, серебристые горные цепи вдали, небо, отражающее сияние неоновых вывесок Стрипа, невидного отсюда. Понимая, что отныне его жизнь разительно переменится, Кросс испытал мгновение ужаса.

– Если мне придется это не по нраву, я всегда могу пойти работать на Гронвельта, – промолвил он, но на мгновение положил ладонь отцу на плечо, давая понять, что это лишь шутка.

– Это и есть работа для Гронвельта, – ухмыльнулся ему Пиппи. – Ты же видел его с губернатором. Ладно, мы удовлетворим его желание. Гронвельт должен был получить одобрение Джорджио. А я сказал, что ты мне поможешь.

Кросс глядел на четверку игроков далеко-далеко на лужайках – две женщины, двое мужчин, – мельтешивших в горячем воздухе пустыни, будто мультипликационные фигурки.

– Должен же я испытать, на что гожусь, – сказал он отцу, понимая, что должен согласиться или зажить совершенно иной жизнью. А он обожал нынешнюю жизнь, работу на отца, времяпрепровождение в “Занаду”, наставления Гронвельта, красивых танцовщиц, легкие деньги, ощущение власти. Пойдя на это дело, он навсегда освободится от рока, тяготеющего над простыми людьми.

– Я разработаю всю операцию, – поведал Пиппи. – Буду с тобой от самого начала и до самого конца. Не будет ни малейшей опасности. Но стрелком должен быть ты.

Кросс поднялся со скамейки. Флаги на семи виллах трепетали, хотя над полем для гольфа не проносилось ни единого дыхания ветерка. Впервые за свою молодую жизнь Кросс ощутил горечь от того, что вот-вот невозвратно утратит. И сказал: – Я с тобой.

В последующие три недели Пиппи вводил Кросса в курс дела. Объяснил, что сейчас они дожидаются рапорта группы, ведущей внешнее наблюдение за Тео, за его поездками и привычками, и его свежих фотопортретов. Кроме того, в лос-анджелесском доме, где Тео снимает квартиру, поселилась команда из шести оперативников из нью-йоркского анклава. План всей операции будет строиться на основе рапорта команды соглядатаев. Пиппи ввел Кросса в философскую подоплеку вопроса.