Пернатый оберег - Алексей Яковлев

Глеб бережно поднял Дуню на руки, отнес в свою машину и, помахав коллеге рукой, отбыл в направлении Разнесенска.

Только выехали за МКАД — звонок на мобильный: следователь Курсаков сообщил, что по делу об убийстве Никиты Никандрова появились новые фигуранты, решено совместно со службой безопасности Никандрова обсудить направление дальнейших оперативно-следственных действий и присутствие Глеба на этом совещании с отчетом по итогам поездки в Разнесенск и разработки Дуни Артюнянц обязательно. Глеб объяснил, что немедленно приехать в Малинскую не сможет, он как раз сейчас везет эту фигурантку Дуню из Москвы в Разнесенск, к ее родителям, и ввиду чрезвычайных обстоятельств, о которых доложит на совещании, отправлять туда Дуню одну, на общественном транспорте, не хочет, в частности, и по соображениям гуманности и сострадания.

Не прошло и пятнадцати минут, как новый звонок: на этот раз трезвонил начальник никандровской охраны Новиков. Он с ходу обругал Глеба:

— Зачем рассказал следователю, что лично везешь Дуню в Разнесенск, да еще по гуманным соображениям?! Совсем башку переклинило — сам на неприятности напрашиваешься?!

Потом Олег Валерьевич разразился жалобами: дескать, его предупреждения никто не принимает всерьез, говоришь-говоришь, а все — как от стенки горох. Но жизнь в конце концов докажет маловерам, кто прав, да поздно будет. Глеб едва от него отвязался, пообещав, что по приезде в Малинскую внимательно выслушает все его доводы и предостережения. Тем временем Дуня начала очухиваться, очухивание сопровождалось сначала всхлипываниями, потом плачем, затем рыданиями, переходящими в истерику. Но через стоны, крики, вопли и сопли девушка постепенно приблизилась к адекватному восприятию окружающей действительности. Тогда Глеб стал расспрашивать бедняжку, как же так получилось, что она попала в лапы Додика? И вот что поведала ему пострадавшая…

Первопричиной всех последующих бед стала Ирина Степановна Федотова-Артюнянц, Дунина мама, точнее, ее чрезмерная забота о все возрастающем благосостоянии семейства. Дуня много раз объясняла родительнице, что намагиченного колдуньей петуха Петю следует кормить только первосортным зерном и поить отфильтрованной водой из колодца, а ни в коем случае не водопроводной, коричневой из-за ржавых труб. Так наставляла Дуню потомственная магиня и чудотворица, провидица двадцать первого века и ритуальная жрица колдовской религии вуду, передавшая Дуне живой пернатый тотем-оберег перед своим уходом в астрал, расположенный где-то в Молдавии. С водой все устроилось, но недавно господин Федотов распродал все первосортное зерно, завезенное им в свой продовольственный киоск, а подпорченное зерно его супруга вызвалась утилизировать, а на самом деле, как обычно, отнесла в подругин продовольственный ларек для нижесреднего класса. При этом часть тухлятинки приберегла для собственных кур: мол, пенсионеры едят — и ничего, пока живы, ну и курам подпорченный продукт не повредит. Курам-то действительно ничего не сделалось, а вот намагиченный Петя приболел: нахохлился, на своих жен-хохлаток ноль внимания. Одним словом, стал размагичиваться. Результаты размагичивания чуть живого тотема-оберега не замедлили сказаться на оберегаемой им девушке. Первое, что заметила Дуня, но не придала тогда этому значения: артюнянцевский охранник, он же — ее бывший возлюбленный Гена Цаплин, при случайной их встрече в артюнянцевском особняке вдруг криво ей улыбнулся. А ведь Дуня достаточно ясно дала понять бывшему милому другу, что ему не следует с ней панибратствовать и вообще навязываться со своими неактуальными на данный момент чувствами к девушке, вставшей, как гагара, на крыло для воспарения к горным социальным вершинам. И после того как Гена увидел ее, по-родственному беседующей с Анжелой Артюнянц, он все понял и стал вести себя с Дуней так, как положено вести себя охраннику с ВИП-персоной. И тут вдруг такой некорректный поступок! О! Потом-то Дуня поняла, как создавались пословицы и поговорки, впоследствии ставшие народными. И даже сама одну такую придумала: «Бойся экс-возлюбленного, криво улыбающегося». Но тогда она подумала, что у Гены от его к ней безответней любви просто случился нервный тик: осознал бедняга, что дерево не по себе ему все равно не срубить. А если продолжит его, точнее ее, трясти (представим себе аллегорически чудесную пушистую елку), то сверху ему на голову упадет здоровенная шишка, а то и целый сук, что повлечет за собой травму, несовместимую с занимаемой им должностью в артюнянцевской охране. Вот Дуня и подумала, что это несчастная любовь перекосила Генину физиономию сикось-накось.

В тот вечер Анжела с Дуней как раз собрались в элитный ночной клуб, и Гена Цаплин возглавил Анжелину охрану. Приехали, все как обычно, только у Анжелы с утра почему-то испортилось настроение. Анжела никогда не позволяла себе выпить за раз больше двух-трех, ну, может, четырех бокалов шампанского. Дуня, понятно, тем более не излишествовала. А чтобы попробовать наркотики — так ни-ни, хотя в клубе к ним постоянно подкатывали друзья-знакомые с предложением то таблеточки, то укольчика. И в эту ночь Анжела была в своей обычной норме, ну, может, чуть-чуть, пару-другую бокалов шампанского перебрала. И вдруг ни с того ни с сего стала к Дуне придираться: то — то не так, то — это. Договорилась до того, что Дуня виновата в смерти Никиты. Мол, если бы она не влезла нахально между ней, Анжелой, и ее, Анжелиным, законным женихом, Никита остался бы живехоньким. Это обвинение было настолько несправедливым, что Дуня, которая с Анжелой обычно не спорила и во всем соглашалась, на этот раз не сдержалась и напомнила, что та сама дала Никите отставку, можно сказать, сдала его в утиль, а встречаться стала с Изяславом, сводным братом Никиты. И Изяслав, по мнению Дуни, Анжеле гораздо больше подходит, Анжела с Изяславом — как две половинки, шедшие-шедшие по жизни и наконец нашедшие друг друга. Дуня же никогда бы себе не позволила стать на пути любимой родственницы, она просто подобрала выброшенный Анжелой секонд-хэнд. Анжела, выслушав эту справедливую Дунину отповедь, вдруг заорала на весь клуб:

— Я таких родственниц хочу видеть только в гробу в белых тапочках! — встала и ушла из клуба вместе со своей охраной, оставив Дуню одну в окружении клубного бомонда.

А что за бомонд собирается в элитных ночных клубах? Мы говорим «бомонд» — подразумеваем бандитов, только гламурных. Видимо, свидетелем этой безобразной сцены оказался кто-то из Додиковых корешей, он позвонил дружбану и рассказал, что Анжела Артюнянц отказала Дуне в родственней защите. А Дуня после ухода Анжелы осталась в клубе, ждала и надеялась, что, когда Анжела остынет и немного протрезвеет, Гена Цаплин напомнит ей, что Дуня осталась в клубе одна, без охраны и без машины. Но коварный бывший возлюбленный не зря криво улыбался! Он никому ничего не стал напоминать. Приказала хозяйка — уезжаем, он и уехал, и всю охрану за собой увез. Осталась Дуня сидеть в клубе, как дура с вымытой шеей… Кавалеры, конечно, на нее внимание обращали, но связаться с такими — все равно что сразу живой в могилу лечь. Уже под утро, не дождавшись ни Гены, ни его подчиненных-охранников, Дуня вышла из клуба в расстроенных чувствах, стала ловить машину, чтобы уехать в Разнесенск, и налетела на Додика. Тот запихнул ее в свой БМВ, приковал наручниками к сиденью, размахивал перед Дуниным носом бритвой и орал, что он ее то ли изнасиловал, то ли будет насиловать и что Дуня должна этот факт подтвердить. Но пленница с перепугу впала в ступор и уже ничего не соображала — ни что она, ни где она, ни чего от нее хотят. И очнулась только здесь, в машине Глеба. Глеб качал голевой, ахал — сочувствовал бедняжке, и Дуня, проникшись к своему спасителю вполне объяснимой благодарностью и доверием, попросила его совета: как и с кого ей строить свою дальнейшую жизнь? Впереди маячила беспросветно мрачная перспектива… Если заболевший Петя окончательно потеряет свои колдовские силы и, соответственно, перестанет магичить Анжелу, Додик точно Дуню доконает. Но восстановить Петин колдовской статус без вмешательства всемощной колдуньи-магини, верховной жрицы колдовской религии вуду, которая ушла в астрал, невозможно.