Веселая поганка - Людмила Милевская

— Васенька, как бить? Как же бить? — назойливоинтересовалась она.

И доинтересовалась.

— А вот так! — рявкнул Васенька и хватил кулаком по моейголове.

В другое время и внимания на его удар не обратила бы, нопосле всех напастей голова моя была уже не та, и я снова отключилась.

Во что погрузилась — не знаю. Сначала был шум и мрак, апотом явился монах мой и воскликнул:

— Предайся!

— Отстань, — ответила я, — не видишь разве, уже предаюсь.

— Не тому предаешься, — воскликнул монах. — Предайся вере, вней лишь спасение.

— Да ладно баки мне забивать, — рассердилась я. — Знаю начто рассчитываешь: на глупость мою. С этой глупость уже много чему предавалась— всего и не перечесть. Настрадалась — хватит.

— Предайся — перестанешь страдать, — пообещал монах.

Я задумалась. Страдать и в самом деле надоело. Взять хотя быголову. Столько сегодня ударов перенесла, бедняжка, что неизвестно стоит ли еюпользоваться в дальнейшем. Не подведет ли теперь? Хотя, и раньше зачастуюподводила. Не голова ли повинна в том, что я вышла замуж за третьего мужа? Да иза первого выходить не стоило.

— Предайся, — прервал мои размышления монах.

Я возмутилась:

— Чего пристал? Не думай, что я с той глупостью, с которойбросалась то в дружбу, то в любовь, брошусь теперь в религию. Лучше помоги мнеруки развязать, да отлепи от батареи.

— Уверуй, и Господь поможет тебе!

— Как же, поможет, — усомнилась я. — Лучше сам помоги.

— А ты уверуй! — стоял на своем монах.

— Уверовать? Да зачем же мне это нужно?

— Затем, что надежней нет ничего. Друг — предаст, брат —предаст, сын — предаст, возлюбленный — предаст и только Господь не предаст, — спатетикой воскликнул монах.

— Конечно не предаст, — рассмеялась я. — Потому что нет его.

— Для тебя нет.

— Для меня нет — то же самое, что нет вообще.

— А ты уверуй и Господь появится, — пообещал монах.

— И спасет?

— Спасет.

«Чем черт не шутит,» — подумала я и сказала:

— Рада бы уверовать, да как, не знаю.

— Уверуй в то, что спасет, хватит и этого. Остальное самопридет, — воскликнул монах.

И я сдалась:

— Верую!

— Точно ль веруешь?

— Верую! Еще как верую!

Сказала так и сразу очнулась.

Глядь, Рыжая Борода за плечо трясет меня и с жаром шепчет:

— Госпожа Мархалева, госпожа Мархалева, умоляю, прийдите всебя.

«Приходить или нет?» — задумалась я.

— Госпожа Мархалева! Госпожа Мархалева! Софья Адамовна! — вотчаянии взвизгнула Рыжая Борода. — Я вам друг! Спасти вас хочу! Умоляю! В себяпоскорей прийдите, мне вас до двери не дотащить!

— Уже пришла, — ответила я.

— Ой, хорошо-то как, — обрадовалась Рыжая Борода и тут жезапричитала: — Нелегко нам, женщинам. Вы видели? Видели? Мужчины все сволочи.Нам женщинам так нелегко. Так много от грубых мужчин терпеть приходится, но дляэтого и существует солидарность женская, чтобы в этом сложном мире выживатьсреди слонов, тигров, волков и мамонтов…

В другое время я такую пошлую тему и поддерживать не сталабы, но, говоря все это, Рыжая Борода поспешно отматывала меня от батареи, и япоощрительно мычала. Наконец она от батареи отмотала меня и принялась за моиноги. Распутав их, она занялась и руками.

— Читала все ваши книжки, — шептала она. — Там много любви.Ах, как вы в недра женской души проникаете. Я рыдала, рыдала!

Рыжая Борода отвлеклась. Схватившись за сердце, она закатилаглаза, выражая глубину своих чувств, но мне— то не до чувств было, меня большеруки мои связанные интересовали. Я громко замычала, обращая внимание на своипроблемы.

— Ах, да, — воскликнула Рыжая Борода и отлепила от моего ртапластырь.

— Где лиходей твой? — спросила я.

— В сортире, — смущаясь, поведала она. — У Васеньки в этомбольшие проблемы.

— Немудрено с его ориентацией, — сказала я, но тут же обэтом пожалела.

Рыжая Борода отшатнулась.

— Вы что? Осуждаете? — закричала она.

— Тише! Тише! — испугалась я. — Пожалуйста, тише. Его, этогодикого мужлана — осуждаю! Да! А вас, натуру рафинированную, только жалею. Ведьвсе мои книги только о вашей разбитой и нежной душе.

Рыжая Борода мгновенно оттаяла.

— Ах, да, — прошептала она, поспешно разматывая мои руки. —Знаю, читала. Там все обо мне, обо мне! Обожаю сентиментальный роман! Там всеобо мне! Боготворю вас за это всей своей пророческой душой.

Я содрогнулась — вот только не надо меня боготворить. Нехватало мне быть у гомиков кумиром. Тамарка от смеха пупок надорвет.

— Скорей, скорей, — лихорадочно зашептала я.

Рыжая Борода и без того старалась. Наконец последняя веревкаупала с моих рук.

— Бегите, бегите, — страстно воскликнула Рыжая Борода. —Буду молиться за вас. Буду молиться!

Я выбежала в коридор, Рыжая Борода, ни на секунду неумолкая, за мной. Легко открыла все замки, вытолкнула меня на лестничнуюплощадку и крикнула:

— Настанет день, мы встретимся уже как подруги и будемчасами говорить, говорить, и, взявшись за руки, плакать, плакать. И молиться…

«Господи! Упаси…,» — подумала я, улепетывая со всех ног.

Конечно же я сразу помчалась к Ангира Муни, к этому чистомупреданному — другу моего монаха. Дорогой молила Господа, чтобы он помог застатьдома святого человека. Бог услышал мои молитвы — Ангира Муни мне дверь иоткрыл. Увидев меня, отшатнулся. Его несложно понять: одежда, в которую послеледяного купания обрядил меня монах, иной реакции и не предполагала. Фингалменя тоже не украшал.

Надо отдать должное, Муни быстро взял себя в руки и стревогой спросил:

— Где он?

Похоже, больше его ничего не интересовало.

— Быстрей! Скорей! — закричала я. — Ваш друг в опасности! Великоесчастье, если его не везут сейчас топить! Спасите! Помогите!

Вряд ли Муни что-нибудь понял, но перепугался до смерти,побледнел и запричитал: