Веселая поганка - Людмила Милевская

Из донесения резидента: "Достоверные источникиизвещают: в Москву для организации масштабной акции экономического характераожидается прибытие сотрудника ЦРУ, специализирующегося на макроэкономическихдиверсиях. Выявить установочные данные, имя, кличку агента, время и канал егопроникновения в страну, а так же способ внедрения не удалось.

«Aeaaa! Он меня бросил… Меня бросил?! Бро-сил!!! И часа неживу с этой мыслью, но терпеть ее нет уже сил!»

Весенней ночью я сидела на берегу реки. В дорогом шерстяномпальто опустилась прямо на оттаявшую землю, осела на мокрую пожухлую траву.Упала и сидела. Вся в слезах. Боль отняла мои силы. Я сидела, мечтая уйти изжизни. Нет, я не приноравливалась как сделать это половчей, а просто мечтала.Неисправимая оптимистка — даже из горя пыталась извлечь радость. К тому же,расставаться с жизнью из-за какого-то там болвана, не сумевшего оценить своегосчастья, казалось мне глупостью, но почему бы не помечтать.

"Вот лежу я в гробу…

Надо бы наказать Марусе, чтобы гроб был из красного дерева.И с золотой инкрустацией. У нее есть родственник, который стал крутым на этихделах, так пусть и для меня расстарается, пусть гроб доставят из Парижа поспециальному заказу и платье только от Армани. Конечно, чего там мелочиться.Жила кое-как, с юности была богата, а все экономила, старалась для людей, такхоть умру со всей пышностью, какую могу себе позволить. Эх, жаль, что нехоронят у нас в шляпках, шляпки мне очень к лицу.

Да. Так вот лежу я в гробу, а он (подлец) грустный надо мнойроняет слезы и весь в тоске и раскаянии…

Надеюсь у Тамарки хватит сил притащить этого мерзавца на моипохороны. Думаю он будет сопротивляться, но Тамарка, если упрется, горысвернет.

Да, так вот, лежу я себе в гробу, безмолвная (ужас! этотрудно представить!) бездыханная, отрешенная, а надо мной рыдают, страдают и,конечно же, раскаиваются…

Кстати, многим есть в чем. Уж не знаю, как мой уход из жизнипереживет Буранов: в истоках романа он был непростительно скуп. А Тося? Столькогадостей она сделала мне… А Тамарка? Ведь она же всегда права. Подойдет к гробуи брякнет: «Мама, ты невозможная! Взяла и умерла. Только ты на это способна.» Абаба Рая скажет: «Чего еще от нее ждать, от макитры.» А Маруся завопит:«Епэрэсэтэ! Старушка! Прямо вся взяла и умерла!» А Юля…"

— Стоп! — завопила я. — Какая Тося? Какая Тамарка? Какаябаба Рая? Какая Маруся? И, уж тем более, Юля!

Меня бросило в дрожь от одной только мысли, что все ониузнают о моем позоре. Даже баба Рая, которая живет под боком, и та не знает(пока), что мой муж меня бросил. И не надо ей знать, пусть думает, что угодно,только не это.

Уж баба Рая с радостью рассказала бы моим подругамсногсшибательную новость. Этих дурочек по сотне раз бросали мужчины, а я тольконасмехалась, потому что всегда всех бросала сама, и теперь пришла моя очередь.И это лишь первая ласточка. Да-да, мой возраст верная тому гарантия. Теперьпойдет-поедет, только держись.

Чем больше я думала над этим, тем тоскливее становилось.Дальнейшая жизнь теряла смысл. Зачем? Чтобы смотреть на то, как на лицепоявляются морщины, а мужчины воротят от меня нос?

А баба Рая? Как она стонет по утрам, когда встает с постели.То же будет и со мной, если вовремя не приму меры. Самоубийство, конечно, грех,но болячки и морщины ничем не лучше. У этой бедной бабы Раи буквально всеболит, о чем она и говорит с утра до ночи. Один раз, болезная, проснуласьздоровой и как в том анекдоте с ужасом завопила: «Я умерла!» «Да тьфу на тебя!»— говорю. «Нет, Сонька, пойди глянь, я жа ж по-моему умерла! Ничего жа ж нечувствую!»

Разве это дело, до такого маразма доживать? Нет, это не помне.

Короче, уход из жизни постепенно из мечты стал превращатьсяв назойливую необходимость. Ну конечно я должна умереть, если только неприспичит посмотреть на то, как радуются Тося, Маруся, Тамарка, Лариса, Юля иможет быть даже Роза, хоть она и идеал.

Нет, подруги, конечно, будут меня утешать, даже подставятплечо, но я-то не могу не знать, что творится в глубинах их душ: там необойдется без удовлетворения. У Тоси даже будет злорадство. Обязательно будет,уж такая она. А я гордая. Я этого не переживу!

Ноги сами понесли меня к мосту. Мрачные мысли о позореподхлестывали, и я перешла на бег, спотыкаясь о кочки и путаясь в каком-томокром сене. На сердце легла боль, в глазах застыли слезы, в голове замелькалиужасные картины, среди которых измена мужа была не самой страшной.

«Просто удивительно как я до этой минуты жила и быласчастлива, когда все у меня так плохо? — подумала я, останавливаясь на серединемоста. — Но как же с него прыгать? Черт! Никакого в этом нет у меня опыта.Может залезть на перила и сигануть с них?»

Я глянула вниз — безмолвная холодная река спокойно катилаводы. В свете луны серели обломки нерасстаявшего льда.

«Не мог уже мой Женька изменить мне в середине лета! Прыгайтеперь в ледяную воду!»

Я поежилась и отступила, но злорадно смеющееся лицо Тосивдруг стало перед глазами, и я не увидела возможности жить. Жить униженной иоскорбленной, на бурную радость всем, кто завидовал моей красоте, моему успеху,моему уму?

Гордость призвала: умри! Тем более, что от красоты уже малочто осталось, впрочем, как и от успеха. С умом же и вовсе возникали вопросы.Всю жизнь считала, что умных женщин не бросают.

Я мужественно отправилась умирать на другой конец моста.Поближе к берегу.

«Надеюсь, там тоже глубоко,» — подумала я, усаживаясь накрай моста и свешивая вниз ноги. О дорогущем своем пальто я уже совсем непереживала. Зачем мне пальто? Хоронить меня будут в платье от Армани, зато Тосявряд ли сможет злорадствовать над гробом. И у Евгения не хватит смелостипризнаться всем, что он меня бросил, следовательно умру я вполне замужней. Ивполне счастливой.

Я положила рядом с собой сумочку с документами иводительским удостоверением, в надежде, что ее найдут и точно установят ктосиганул с этого задрипанного моста, какая яркая личность. Может когда-нибудь ипамятник на этом месте соорудят.

Памятник не памятник, а в анонимности и в самом деле малосмысла, поскольку муж мой, узнав где я рассталась с жизнью, сразу долженпонять, что явилось тому причиной. «Пусть до конца своих дней, подлец, мучаетсяугрызениями совести,» — злорадно подумала я.

Сделав необходимые приготовления, я в последний раз глянулавниз на темные воды, зажмурила глаза и слегка подалась вперед, решив: досчитаюдо ста и тут же прыгну, представляя, что внизу не холодная река, а роскошныйбассейн с подогретой морской водой.