Виршевая поэзия (первая половина XVII века) - Коллектив авторов

како разсеянный ум свой собрати.

Понеже от скорби и печали рассевается,

И быстро разумевати не поостряется.

Писано есть ум смущен немощен бывает от забвения,

Понеже не имеем к себе крепкаго царскаго призрения.

Аще в мале званейце и пребываем,

Но болшаго радования себе не обретаем.

И паки не имеем о себе к царю крепкаго ходатая,

И по разумишку своему и по смыслишку истиннаго поборатая.

Того ради припадая ко общей нашей матери земли,

Ты же, государю мой, добродею о сем внемли.

По премногу твоей честности челом ударяем,

И совесть свою тебе объявляем.

Буди подражатель самому Христу богу,

И паки да подаст ти милость свою премногу.

Яко он повелевает друг друга любити,

По Соломону аки граду тверду быти[233].

Писано есть: друг верен — покров крепок,

А не верен — аки плот лепок.

Оперетися на него крепко, и он поводится,

А о добром друзе аки о потпоре человек держится.

И паки друг верен, паче злата и сребра,

Не забудем и мы прежняго твоего к себе добра.

И паки другу верну измены несть,

А все наши мысли и сердца един господь весть.

И паки земные плоды от лета до лета рождаются,

А добрии друзии по вся дни пригождаются.

Сего ради буди сему словеси подражатель,

И к нам грешным истинный приятель.

Аще еси великою честию пред нами и почтен,

Буди же и к нам своим жалованием присвоен.

И тако милости твоей всегда до нас много,

Да по грехом нашим воздароватися тебе от нас немного.

Чем бы тебе противу сего отплатити,

Токмо должны всегда о тебе бога молити,

Чтобы тебе и паки подоровал господь свою милость,

А нам бы твоею молитвою получити кротость.

И мнози дивуются твоему доброму нраву,

И за то вышел еси в великую славу.

Яко же и выше рекох самому царскому величеству предстоиши,

И доброрасленную отрасль от него учиниши.

В благополучный же час буди от нас царю-государю слово заложити,

И таковою милостию нас, грешных, одарити.

Как тебе невидимый бог о нас известит,

И сердце твое благоразумие озарит.

И да воздаст ти господь многократною сторицею,

И да всегда будеши покровен невидимою его десницею.

Послание дьяку Василию Львовичу

Вскую укоснел ми по сие время к твоей честности писати,

А всем нам повелевает друг от друга любви искати.

Солнечныя лучи вселенную осиявают,

И друзи бо вернии много добра сотворяют.

Люто, воистинну люто без друга жити,

И внешнее житие в нищете проходити.

Юхание благовонно сладостно входит во обонянное чувство,

Любление же дружие подает многое доброразумство.

Вервь триплетенна едва преторгается,

Обаче и друг верен не изменяется.

И паки верну другу измены несть никогда,

Понеже сердце свое в друзе своем имеет всегда.

Червленицы и багряницы царские дивно есть зрети,

Юза же любовная друга ко другу не мнее того мнети.

Червит виссон[234] тоже царское одеяние,

Есть же друг верен творит многое добродеяние.

Распинается убо за друга своего везде,

Не помышляет же убо о погибающей той мзде.

Ей воистинну ничтоже вящши друга верна,

Царя же небеснаго и бога милость неизмерна.

Статир[235] драгий удивляет очеса,

А друг верен украшает правдою свои словеса.

Восток сияет многими благоуханьми,

А друг верен словет добрый своими деяньми.

Травы и цветы украшают сушу,

А друзи вернии услождают тело и душу.

И что ми много о том словес плодити,

И честным твоим ушесем тягость наносити.

Ей вижу твое к себе сердечное рвение,

Любит бо господь бог нелестное дружие любление.

О нем же должны есмы всегда пещися,

Молю же твою честность, чтобы тебе от нас жалованьем своим не отрещися.

Господь бо и бог повелел всем тако жити,

Иже бы друг друга нелестно любити.

Ей без любви ничто же добро творится,

Творяй же ю в царство небесное вселится.

И зде уже акростихида стала,

А мысль наша в нас еще не престала.

Вопиет бо аки быстроструйный ключ,

Мьного бо господь бог дает недостойным благодатный свой луч.

От горести сердца тако вопием,

А твоего жалованья аки меду испием.

Того ради еще хощу к тебе писати,

Чтобы тебе, государю моему, на памяти своей подержати.

И не забыти бы тебе обещаннаго к нам слова,

Рожден бо еси воистинну от звания лвова.

И заложити бу тебе глагол к своему жалователю и кормителю,

И государеву-цареву добродетелному правителю.

На нем верь же ныне многое бремя лежит,

Звание же толкование менит[236].

Прикладом же дукс[237] именуется,

Пред царем же государем говорит не обинуется.

Рождьшаго же имеет тезоименита лицу божию[238],

И всегда поклоняется царскому подножию.

По реклу же именит твоему отцу[239],

Показал бы мне свою милость последнему государеву чернецу.

Иже бы он пред царем-государем слово о нас заложил,

И таковою бы милостию нас, грешных, одарил.

Возможно ему тако сотворити,

И царю-государю добрым словом нас огласити.

Царь бо государь во всем его слушает,

Некогда же много и от рук его кушает.

Мы по грехом нашим аки изверги бездушны пребываем,

А искренняго себе приятеля не обретаем.

Кто бы об нас ясне царю-государю исповедал,

И разумишко и мыслишко наше поведал.

И если бы нас он, царь-государь, своею милостию призрел,

И аки многоценною ризою одел.

Понеже царская милость паче всего мира,

И наслаждаются людие аки сладкаго пира.

За бесчисленныя грехи наша безчастны родилися,

И вящьшия царския потребы не пригодилися.

Токмо за малое потребство главу свою питаем,

А болши того чести себе не обретаем.

Яко же и прочии человецы царскою милостию сияют,

И многое благодеяние себе приобретают.

Аще и не