Девять принцев Амбера - Роджер Желязны

Дворкин некоторое время молчал.

— Освещение никуда не годится, — заявил оннаконец.

— У меня есть спички. Я буду зажигать их одну за другойи светить тебе. А можно еще солому зажечь, если спичек не хватит.

— Едва ли подобные условия могут соответствоватьпроцессу гениального вдохновения…

— Разумеется! — воскликнул я. — Прошупрощения, но я не могу предложить ничего лучшего даже великому Дворкину. Этовсе, чем я располагаю. Однако произведение искусства, созданное твоейгениальной рукой, будет безмерно скрашивать сие убогое существование.

Он опять захихикал.

— Ну хорошо, — согласился он. — Только тыдолжен будешь светить мне и потом, чтобы я смог нарисовать еще и путь назад, всвою камеру.

— Согласен, — сказал я, нащупывая в карманеспички.

У меня было три полных коробка и один наполовину пустой.

Я вручил мастеру свою замечательную ложку и подвел его кдальней стене темницы.

— Ты понимаешь, что за инструмент я тебе дал? —спросил я.

— По-моему, это заостренная ложка, не так ли?

— Совершенно верно. Скажи, когда будешь готов, и язажгу спичку. Тебе придется рисовать очень быстро, потому что спичек у менямало. Половина пойдет на маяк, а вторая — на твой собственный рисунок.

— Хорошо, — согласился Дворкин.

И я зажег первую спичку.

Он принялся рисовать на влажной серой стене. Сначала онизобразил вытянутый прямоугольник, который должен был служить как бы рамойбудущей картины. Потом под его рукой стали возникать очертания маяка. Он делалнабросок легкими штрихами. Это было поистине великолепно. С годами искусствомастера ничуть не поблекло!

Я зажигал спичку за спичкой, держа каждую за самый кончик, апотом плевал на пальцы и, когда правой рукой держать было уже невозможно, хваталспичку левой уже за обуглившийся конец и переворачивал ее, давая ей догореть досамого конца, прежде чем зажечь следующую.

Когда иссяк первый коробок, Дворкин уже покончил сизображением самой башни маяка и принялся за море вокруг нее и небо. Я всяческиподбадривал его, бормоча слова восхищения.

— Здорово! Просто великолепно! — сказал я, когдарисунок был почти закончен.

Потом он заставил меня зажечь еще одну спичку, чтобыпоставить на картине свою подпись. К тому времени у меня почти кончились спичкиво втором коробке.

— Ну а теперь я готов выслушать все твои хвалебныеречи! — заявил он.

— Если ты хочешь успеть вернуться к себе, то свыслушиванием хвалебных речей придется повременить. Все слова восхищения явыскажу в твое отсутствие. Спичек осталось слишком мало, чтобы позволить себеподробный и изысканный разбор твоей новой работы.

Он немного обиделся и надулся, но тем не менее сразу отошелк другой стене и принялся рисовать, едва я зажег следующую спичку.

Дворкин изобразил маленький кабинет, стол, на котором лежалчеловеческий череп и стоял глобус; стены, сплошь увешанные полками с книгами.

— Ну вот и отлично, — сказал он, когда я, покончивс третьим коробком спичек, вытащил последний, неполный.

Ему потребовалось еще шесть спичек, чтобы закончить рисунок,и одна, чтобы его подписать.

При свете восьмой спички он внимательно осмотрел свою работу(у меня теперь оставалось всего две спички), быстро шагнул вперед и исчез.

Спичка догорела до самого конца и обожгла мне пальцы;пришлось ее бросить. Она зашипела, упав в сырую солому, и погасла.

Я в полном смятении стоял посреди камеры, меня била дрожь. Итут я вдруг снова услышал голос Дворкина где-то рядом.

— Я только что сообразил, — сказал он. — Какже ты будешь любоваться моей картиной в такой темноте?

— Ну, вообще-то я неплохо могу видеть и в темноте. Яуже так долго сижу здесь, что с темнотой почти подружился.

— Понятно. Я ведь просто так поинтересовался… Посветимне, чтобы я мог уйти.

— Хорошо, — согласился я, доставая предпоследнююиз оставшихся у меня спичек. — Но в следующий раз приходи, пожалуйста, сосвоим светом: спичек у меня уже не будет.

— Ладно! — ответил он.

Я зажег спичку. Он подошел к своему рисунку и во второй разбеззвучно исчез.

Я быстро обернулся к нарисованному им маяку Кабры ипосмотрел на него, пока эта спичка еще не погасла. Да, я по-прежнему ощущалсвою власть над пространством и прочие свои способности. Однако хватит ли мнеединственной оставшейся спички?

Боюсь, что нет. Здесь требовалось гораздо больше времени,чем когда я пользовался Козырями.

Что бы мне поджечь? Слишком сырая солома могла и незагореться.

Ужасно: прямо передо мной был путь к спасению, к свободе, ая не имел возможности им воспользоваться!

Необходимо было что-то, способное гореть в течениенекоторого времени. Тюфяк! Он же набит соломой, и довольно сухой! Да и саматкань тоже должна неплохо гореть.

Я расчистил пол посреди камеры и поискал свою заветнуюложку, чтобы распороть тюфяк. Проклятие! Дворкин утащил ее с собой!

Я попробовал разорвать ткань зубами, и наконец мне этоудалось. Я вытряхнул сухую солому на пол и сложил ее в кучку. Тряпку положилрядом, чтобы позже тоже сжечь, если понадобится. Пока же пусть горит толькосолома — от нее меньше дыма, а дым может привлечь внимание стражника, если тотокажется поблизости. Вряд ли, конечно, поскольку еду он мне принес совсемнедавно, а происходит это только раз в день.

Итак, я зажег свою последнюю спичку и сначала поджегкоробок, в котором она лежала. Когда коробок загорелся, я поднес его к соломе.

Солома занялась с трудом. Она оказалась гораздо более сырой,чем я ожидал, хотя я достал клочок из самой середины. Но в итоге все-таки онаразгорелась, и крошечный огонек быстро превратился в небольшой костер. Дляэтого пригодились и те три пустых коробка, которые я чуть было не выбросил.

Потом я взял в левую руку тряпку от тюфяка и встал лицом кизображению маяка.

Костер разгорался, хорошо освещая всю стену. Ясосредоточился, пытаясь вызвать в памяти знакомую картину. Мне казалось, что яуже слышу крики чаек и чувствую соленый запах моря. Изображение становилось всеболее выпуклым, словно выступая из стены, Я бросил в огонь тряпку. Пламя насекунду опало, потом снова разгорелось вовсю. Я не сводил с рисунка глаз.