Солнечный удар - Рэйчел Кейн

Картины на стенах были нейтральные, тщательно отобранные так, чтобы ни на кого не произвести никакого впечатления. Я вышла. Три двери слева. За одной ванная комната, и, как бы сильно меня не бесила ванная Патрика с его дурацкими улыбающимися рожицами, эта оказалась еще хуже. Утки. Почему здесь должны быть утки?

Рядом обнаружилась хозяйская спальня. И я признаюсь, мне было страшно туда идти. Я не могла расплыться маревом; Кевин четко запретил мне это делать. Я осторожно приоткрыла дверь, действуя медленно дюйм за дюймом, опасаясь предательского скрипа.

Я напрасно беспокоилась. Ее здесь не было. Спальня оказалась чистой и безжизненной, как гостиничный номер. Она не выглядела местом, подходящим для того, чтобы дать волю необузданным страстям или хоть каким-то страстям вообще. Об этом стоило подумать.

Последняя комната слева. Я взялась за дверную ручку и кое-что почувствовала. Нечто вроде вибрации, предупреждения…

Я аккуратно приоткрыла дверь и шагнула внутрь.

Эта комната появилась в результате перестройки гаража. Теперь здесь имелась вычурная отделка панелями под дерево и удобное ковровое покрытие. Ничего особенного, но аура этого места не похожа была ни на что из виденного мною прежде. Неодушевленные предметы впитывают энергетику, и она становится видимой на тонком плане. На физическом плане – нормальная мертвая комната, но когда я заглянула на эфирный план, мне открылась ее подлинная история. Отвратительные красные отсветы от стен.

Гнилостная зелень. Гнойный тускло-желтый цвет. Это место видело страдание, и страх. Мне это напомнило фильм ужасов, где в материалах полицейского расследования фигурировали вновь проявляющиеся старые пятна крови… призрак зла, возникающий из темноты. Боль никогда не умирает полностью, и комната страдала.

Дэвид неподвижно стоял в центре, бледный, как снег. У него сохранился темно-медный цвет волос, но теперь они были короче. Новая прическа подчеркивала твердые линии его скул, силу его лица. Круглые очки исчезли. Глаза стали темными. Очень, очень темными.

Он был одет в черную кожу – брюки, куртка, все это выглядело мягким, как масло, и казалось больше, чем просто сексуальным. И больше, чем просто опасным. Я подумала, что она действительно ухватила что-то, составляющее его потаенную суть, с которой я никогда раньше не сталкивалась… потому что сейчас Дэвид выглядел похожим на хищника.

Иветта неторопливо нарезала круги вокруг него. В том, как она двигалась, было что-то кошачье – и грациозность и обаяние хищницы.

По тонкой пульсирующей нити серебряного шнура я прошептала его имя. Взгляд его темных глаз переместился, остановившись на мне. Я прошла от двери в угол комнаты. Иветта оглянулась, но ничего не заметила, Дэвид продолжал смотреть на меня.

– Уходи, – прошептал он по серебряной нити, соединяющей нас. Я почувствовала тепло, обернувшееся вокруг, словно объятия. – Пожалуйста. Ты не сможешь мне помочь.

– Я никуда не уйду. – Эхом вторила я.

И хотя я была просто в ужасе от происходящего и мучилась оттого, что ничего не в состоянии для него сделать, я все равно не могла уйти.

Иветта держала бутылку одной рукой, небрежно ею покачивая. Насмешка. Даже если бы она ее уронила, ковер смягчил бы падение; для того, чтобы разбить, нужно было хорошенько шмякнуть бутыль о стену. И то не факт. Но вот если я смогу поймать ее на замахе, возможно, я смогу поспособствовать…

Она замерла, не закончив шага. Оглянулась по сторонам изучая углы. Видимо, что-то почувствовала. Но как? Я была уверена, что все сделала верно…

– Дэвид? – Спросила она сладким мурлыкающим голосом. – Здесь кто-то есть?

Он не ответил, но в отличие от Кевина она поняла, почему, и без паузы повторила:

– Здесь кто-то есть? Здесь кто-то есть?

Даже с другого конца комнаты я почувствовала, как щелкнуло принуждение.

Дэвид ответил:

– Да.

– Покажи мне, где именно.

Он указал. Прямо на нее. Иветта улыбнулась.

– Какой умный мальчик. Мы снова собираемся играть в эту скучную игру? Я думала, ты понимаешь, что теперь я не буду столь снисходительна к подобным вещам.

Он опустил руку. Она наклонилась к нему и поцеловала. Долго, жарко, страстно. Те же непристойные бессмысленные телодвижения, что и с Льюисом на квартире у Патрика. В этом она была профи, надо отдать ей должное.

– Я по-прежнему думаю, что здесь кто-то есть, – сказала она, отстранившись, чтобы перевести дыхание. Лицо Дэвида сохраняло бесстрастность манекена.

– Может, твоя сереброглазая подружка? Что ж… никогда не возражала против зрителей. Надо сказать, и ты в этом случае выполнял свою роль лучше.

Сука.

Я должна была хоть что-то сделать.

Она расстегнула черную кожаную куртку, медленно, забираясь руками внутрь к теплой золотистой коже. Я стиснула зубы. «Ты не можешь причинить вред моей маме». Кевин отдал мне такой приказ. Так как второй приказ – убить ее – не был столь четким, оба желания плавали в неопределенности, и первое все еще действовало. Мне хотелось обхватить рукой ее горло и сжимать, до тех пор, пока не хрустнет, но я не была уверена, что должна хотя бы пробовать. И попытка и провал попытки только ухудшили бы ситуацию.

– Сними это, – приказала она. Он сбросил куртку, и она упала на пол блестящей лужицей. – Ты знаешь, чего я хочу, Дэвид. Чего я всегда хотела.

Я тоже прекрасно это знала. Или думала, что знаю.

Он доказал мне, что я ошибалась.

Я наблюдала, испытывая тошноту, как он потянулся к ней… схватил ее за волосы и шваркнул лицом о ковер.

Все так же, ничуть не меняясь внешне. Управляемый, спокойный, совершенно бесчувственный.

О боже.

Он развернул ее, и сильное возбуждение, отразившееся на ее покрасневшем лице, объяснило мне все. Неудивительно, что это место пахло болезнью. Иветта была очень больной женщиной.

Я убрала маскировку. Она тут же заметила из-за плеча Дэвида, как я медленно подхожу ближе, и безумное ликование, появившееся в ее глазах, стало еще отвратительней, чем то, к чему она принуждала его. Я вспомнила видение, отчаянную попытку Дэвида объяснить Джонатану. Это – насилие.

– Я так и знала, что ты здесь, – сказала она. – Отлично. Может, присоединишься к нам?

– Дэвид, – сказала я невозмутимо, – ты не будешь против, если я кое-что сделаю?

Он не ответил. Ну конечно. Он вообще ничего не мог. Он был жестко связан с ней, и я читала бесконечное отчаяние в его темных чужих глазах.

– Ты воображаешь, что можешь хоть что-то сделать? – Спросила Иветта сахарным голоском, распростершись на полу в изумительно красивой позе. Такая изящная. Такая развращенная. – Кроме того, чтобы любоваться его техникой?