Я садовником родился - Наталья Андреева

- Серега, смотри!

- Ну и что? Билет. Старый.

- Так в мае Марго еще не жила в Москве! Этот единый ей был без надобности! А визитки? Все принадлежат убитой бухгалтерше!

- Ну и что? - повторил Барышев.

- Это ее сумка. Воробьевой.

- А почему на этой даче?

- Ну, либо Марго с ней ходила, либо сама бухгалтерша сюда приезжала.

- За каким, спрашивается? И почему Марго должна ходить с сумкой Виктории Воробьевой?

- Поносить взяла. Хорошая сумка, из натуральной кожи.

- Да они же не были близкими подругами! С чего это бухгалтерша будет дарить Марго свою старую сумку?

- Не старую. Может, эта сумка Виктории просто надоела. Не выбрасывать же? Есть у меня одна мысль. Надо взять эту сумку с собой.

- А остальные вещи?

- Пусть хозяева дачи разбираются. Поедем домой, а?

- Домой?

- Ты можешь вместе со следователем отправиться к прокурору за ордером на обыск Лейкинской квартиры. Только пусть это будет без меня. В смысле, обыск.

- Что так? Друг детства, да?

- Ему при мне неловко будет. У него комплекс собственной бездарности. А тут еще и в убийстве подозревают. Да и мне, если честно, не слишком комфортно.

- Ладно. Не будем трогать твою нежную и чувствительную душу. С Лейкиным я дальше сам. О результате доложу.

- Вольно.

- Язва ты, - Барышев подтолкнул друга к выходу, – но придется терпеть.

… все цветы мне надоели

Что ж поделаешь: на них спрос. Авангардизм-то не каждый у себя в комнате повесит, всякие там спиральки с пружинками. Мода модой, а душа душой. Ей чувствовать надо, а не пребывать в неведении и тоске. А вот пейзаж какой-нибудь, или, скажем, вазу с букетом – это запросто. И в спаленке, и в гостиной. Или знакомым подарить. Свадьба, опять же. Юбилей. Цветочкам самое место. Думаете, не покупают у меня картины? Покупают.

За последние полгода продал три сирени, одну березовую рощу да трех коней. В том смысле, что все три на одной картине. Так, мура. Пейзажики маленькие, цена на них небольшая. Но на хлебушек с маслом хватает. В том смысле, что хлебушек мне, а масло им. Коням. Масляными красками картины-то пишу, а вы что думали? Расходный материал, будь он неладен!

Так я к тому, что коней-то одних продал, а сирени три. Сейчас, опять же, яблоки повесил. На блюде. Присматривается народ. Чувствую – присматривается. Эх, был же когда-то и талант, а? Может, и сейчас есть. Вот гляжу на эту картину и думаю: точно, есть. Потому и цену заломил. Не берут. За такие деньги не берут. А мне не обидно. Она там не для денег висит. Для того, чтобы мне самому не замечать ни коней этих сытых, ни блюда с яблоками. Это мой отчет Всевышнему. Кто, значит, любовью отчитывается, кто житьем праведным, кто заслугами перед Отечеством, а я «Нежностью». Как увидел ее, понял: напишу. Пить-есть не буду, а напишу. Внутри вдруг как зазвенит что-то. И сладко и пусто. Будто ничего там больше нет. Только нежность эта. И все.

И картинка-то вышла неброская. Это вам не блюдо с яблоками. И даже не сирень. Хотя и против той ничего не имею. Что красиво, то красиво. Но нежность – она другая. Она как лепестки у этих самых полевых гвоздик. Не розовые, и не малиновые. Рваные по краям. Вплетенные в дрожащие сердечки странной луговой травы. Как там она называется?

Пусть висит. А с сиренью пора заканчивать. Руку набил, значит, души там уже не будет. А души не будет, не будет и радости. Мебелью оно в доме станет, а не картиной. А к чему? Самому мебель писать надоело.

1

Синие трусы он все-таки надел. Постоял минут пять перед зеркалом, расправив плечи и втянув живот. Потом начал медленно разогреваться, размахивая руками. Когда дело дошло до приседаний, начал принюхиваться к аппетитным запахам из кухни. Наклонившись вперед четыре раза, поочередно к правой и левой ноге с тоской подумал: «Ну, избавит меня что-нибудь от этого, или нет?»

Избавил телефонный звонок. Алексей ждал результатов вчерашнего обыска у Лейкина. Если найдутся записи Розы, все разъяснится само собой.

Барышев сразу же спросил:

- Леша, не можешь приехать ко мне на работу? Знаешь, где находится ваше районное отделение милиции?

- Найду. А что случилось?

- Лейкина допрашиваем. А он молчит.

- Нашли что-нибудь?

- Нашли, - загадочно сказал Серега.

- Тетрадь?

- Хуже. Ты приезжай.

«Что может быть хуже?» – подумал Алексей, поспешно натягивая джинсы. Жена успела только крикнуть уже в распахнутую дверь:

- Когда приедешь?

Он махнул рукой, выскочил из дома. В голове мелькнула мысль: «Вот тебе и отпуск. Зато весело»

Веселее и быть не могло, потому что Лейкин криво усмехнулся, увидев бывшего одноклассника:

- А вот и коммерческий директор. Фирмы «Алексер». Красивая легенда, Леша. Только зачем было мне с самого начала врать?

Алексей понял, что объяснять ему что-нибудь бесполезно: Лейкин зол на весь свет. Серега сидел за столом и рисовал смешных чертиков в блокноте. Судя по их количеству, и вопросительно загнутым хвостам Алексей понял, что Лейкин молчит.

- А на основании чего ты его задержал?

- А что, надо было извинившись, захлопнуть дверь с другой стороны? Смотри.

Серега вынул из конверта пачку цветных фотографий и рассыпал их перед Алексеем:

- Ну, как? Впечатляет?

В свете последних событий увиденное впечатляло сильно. На всех фотографиях были девушки Лейкина. Те, что работали у него продавцами в цветочных павильонах. Лилия, Роза, Марго. Причем, ни разу вместе с ним. Только с другими мужчинами. Роза с незнакомым молодым человеком, заботливо поддерживающим ее под локоток, Марго с Анашкины, а потом с Шиповым возле подъезда дома, в котором она снимала квартиру, Лилия возле ресторана с Николаем Сухановым. Еще несколько снимков ее и Марго с незнакомыми мужчинами. У Алексея создалось впечатление, что они случайные. Сделанные на улице в моменты, когда девушкам оказывали знаки внимания совершенно незнакомые представители противоположного пола. Мимолетная улыбка, украдкой брошенный восхищенный взгляд. Но сама подборка делалась не случайно. Создавалось впечатление, что фотографирующий девушек человек был жутко ревнив, и нарочно подбирал такие эпизоды, которые давали повод для этой его ревности.

- Коля, что это за коллекция? – спросил Алексей у Лейкина.

- Допустим, что я фотограф-любитель, - криво усмехнулся тот. – Хочу прославиться, послав свои творения в журнал.