Таланты и покойники - Александра Романова

— Зная ваши пристрастия, я сварил кофе. Не откажетесь?

Но Вика, не желая откладывать неприятное в долгий ящик, глубоко вздохнула и выпалила:

— Игорь Витальевич, я должна вам кое-что сказать, но вы мне обязательно обещайте одну вещь, хорошо?

Тот явно слегка оторопел.

— И что я должен обещать?

— А давайте вы сперва обещаете, а потом я скажу, что именно, — хитро предложила Вика.

Талызин, не выдержав, захохотал.

— Не хочу вас обижать, но последний раз я соглашался на подобный эксперимент в детском саду. И кого вы на сей раз покрываете? Неужели Марину? Очень жаль, она наконец-то перестала меня раздражать. Что же она натворила?

Похоже, дома следователь был более раскован и откровенен, чем в других местах, поэтому Вика рискнула признаться:

— Натворила скорее я. То есть… не то чтобы натворила… короче, вот!

И она протянула блокнот.

Талызин быстро его пролистал.

— Насколько я понимаю, здесь собраны телефоны ваших богемных друзей. И что?

— Один человек… один очень хороший человек нашел этот мой блокнот в подсобке.

— Когда?

— В день убийства Евгения Борисовича. Наверное, сразу после, понимаете? Зашел в подсобку и увидел тело и блокнот. А человек этот такой хороший, что взял блокнот и ушел, как будто там и не был.

— Хоро-о-ший человек, — ехидно протянул Игорь Витальевич.

— Да, хороший! — с вызовом повторила Вика. — Сам страдал, а меня подводить не хотел. И я считаю, если вы станете мучить человека только за то, что он не стукач, так лучше б я не говорила вам ничего!

— Вообще-то, у меня нет привычки мучить интеллигентных пенсионерок, — задумчиво произнес Талызин. — Но, возможно, стоит начать, и мне понравится?

— А… а почему пенсионерок?

— Дело в том, дорогая Вика, что я способен, сложив два и два, получить четыре. А теперь попьем кофейку, и вы мне все расскажете. В подробностях!

Выслушав рассказ Виктории Павловны, следователь поинтересовался:

— Как вам кажется, Вика, вы действительно потеряли блокнот в подсобке? Это достаточно вероятно?

— Наоборот, как раз очень странно, Игорь Витальевич. Мне казалось, я в тот день в подсобке не была вовсе. Точно я, конечно, не помню, но почти уверена. Понимаете, еще утром блокнот был у меня, я кое-кому звонила, а на следующий день обнаружила, что он потерялся. Ужасно получилось некстати, и я искала его везде, но про подсобку даже не подумала. Но он точно был там, уж Тамара Петровна врать бы не стала!

— В таком случае… как вы считаете, кто из студии имеет на вас зуб? Кто мог бы захотеть причинить вам неприятности?

— Да что вы, Игорь Витальевич? — засмеялась Вика. — Глупости какие! Меня знаете как собственный сын зовет? Маша-растеряша. Я все теряю, а он находит. Ну кто мне может желать зла?

— Для этого надо и впрямь быть совсем уж беспринципным, — согласился Талызин. — Но убийства обычно совершаются не самыми благородными из людей. Сперва блокнот, потом фонарик. Сам по себе фонарик еще ничего не значит, но в совокупности с блокнотом… Слава богу, делом занимаюсь я, иначе у вас были бы большие проблемы, и убийца прекрасно это понимал. Кто же это так вас не любит?

— Разве что Сосновцев, и то сомневаюсь. Зачем ему меня подставлять?

— Чтобы отвести подозрения от себя, разумеется. Скажите-ка, а ваша Тамара Петровна заслуживает доверия? Она не склонна фантазировать? В данном случае я имею в виду то, что связано с завещанием. Я, разумеется, все проверю…

— Ну… она немножко сплетница, но безобидная. На пустом месте она ничего не выдумает, просто любит помусолить так и этак, порассуждать: «А если он, а если она…» А вообще-то, она всегда все про всех знает.

— Ну что ж, — вздохнул следователь, — хотя с вами и хорошо, отправлюсь-ка я к особе, которая все про всех знает. Мне тоже не мешало бы все про всех знать. А завтра, пожалуй, придется снова собрать всех студийцев вместе. У вас ведь на вечер назначена репетиция, так?

— Мы же ее отменили из-за…

— И тем не менее придется приехать в студию. Полагаю, это для всех предпочтительнее, чем прокуратура.

Мысль была, безусловно, верной. Все-таки хорошо иметь знакомого следователя!

* * *

На следующий вечер Вика сидела в любимом поломанном кресле (Сосновцев никак не раскошелится на новое) и в ожидании Талызина с отвращением слушала, как бубнит в ухо Дашеньке корыстный Денис. Бубнил он негромко, но на редкость внятно.

— Ну подумай сама, — словно попугай, повторял он, — раз человек так сильно не хотел, чтобы деньги достались его жене, то будет вопиющим неуважением к покойному, если они ей достанутся.

— Они ей и не достанутся, — кротко предполагала Даша.

— Достанутся, я знаю. Она хитрая баба. И Преображенский перевернется в гробу, я уверен. И все из-за тебя!

— Мне не надо его денег, Денис. Ей надо, так пусть получит.

— А ведь ты говорила, что восхищаешься им за его талант. А выходит, ты совсем его не уважала.

— Уважала.

— Тогда ты должна выполнить его желание, а не делать так, как хочешь ты. Это егоденьги, и он имеет право ими распоряжаться. А ты нарушаешь его волю из-за своих капризов.

Подобное с небольшими вариациями продолжалось довольно долго, и несчастная Дашенька мрачнела на глазах, пока, просияв, неожиданно не выдала гениальную идею:

— Хорошо. Если хочешь, я приму его деньги и передам их… передам их… ну, например, в фонд помощи безработным актерам. Это ведь не будет неуважением к памяти покойного, наоборот, правда? И мы с тобой перестанем ссориться. Потому что ты, наверное, прав и я должна делать как хотел бы Евгений Борисович. Но взять его деньги себе я все равно не могу. Я здорово придумала, да?

Денис поперхнулся и ошарашенно замолк, не найдя что возразить, — к откровенному злорадству окружающих. Впрочем, главная героиня спора, Галина Николаевна, пока отсутствовала. Она появилась вскоре после этого эпизода, и лицо ее светилось непонятным торжеством.

— Какой чудесный человек — Игорь Витальевич, — мило улыбаясь, заявила в пространство она. — Знаете, если б не он, я бы еще долго не решилась начать разбираться в Жениных делах.

— Узнали что-то новое? — полюбопытствовала Тамара Петровна. — Приятное? Я очень за вас рада.

— Приятное, — согласилась с нею вдова, глядя, впрочем, на съежившуюся Дашеньку. — Весьма. Я узнала, почему Женя не хотел, чтобы я унаследовала его дела, а оставил наследство вашей милой крошке. Все-таки второго такого человека, как мой муж, на свете нет и не было. Он гений, не правда ли, Тамара Петровна?

А смотрела по-прежнему на Дашу, и, если б взглядом можно было испепелить, от той, несомненно, осталась бы лишь горстка пепла.