Разные человечества. Эволюция. Разум. Антропология - Андрей Буровский

Лагеря виллафранкского человека наверняка были не тихими: хохот и дикие крики были такой же частью общения, как членораздельная речь. И всякий зверь много раз подумал бы, прежде чем вторгаться в места, где так шумят: ведь инстинкт подсказывает всякому животному, что чем больше шума издает существо, тем оно больше и опаснее. Порой зверь уйдет просто от крика, который ему сам по себе неприятен.

Если бы современному человеку удалось пожить бок о бок с предками, как Джейн Гудолл жила возле стад шимпанзе, смутными были бы наши впечатления. Голые и полуголые создания с полузвериными чертами лица, не нуждающиеся даже в огне. Существа, для которых были родным домом, накрытым столом все открытые пространства виллафранкской эпохи.

Эти существа больше чувствовали и переживали, чем думали и анализировали, много визжали и орали, хохотали и прыгали. Эмоций было больше, чем рассудка. Чавкая и отрыгивая, жрали они сырое мясо, кровь и сок текли по их физиономиям. Они мочились и испражнялись в двух шагах от тех же шалашей и тропинок, на глазах друг у друга. Вероятно, нюхая и подбрасывая собственные испражнения, только что не пробуя их на зуб, как это делают обезьяны.

Ни малейшего представления о гигиене, и для человека виллафранка было бы очень вредно долго жить на одном месте: лагерь превратился бы в помойку.

Наконец, люди виллафранка публично совокуплялись, если и не обсуждая свои действия, то во всяком случае и не скрывая. Их половое поведение вызвало бы еще один приступ отвращения современного человека… но они не спрашивали у нас нашего мнения.

Вот чего я совершенно не допускаю, так это странных кабинетных выдумок про «промискуитет» и «матриархат». И «групповая семья» как-то не очень убедительна.

Если о нравах – то страшно представить себе, какая чудовищная грубость, какие ужасающие формы групповщины и дедовщины царили в их коллективах… или в стадах? Как беспощадны и жестоки, наверное, бывали эти существа при травле «изгоев» или убийстве собственных детенышей. Оставление без помощи стариков? Наверняка было и это – ведь люди все время передвигались; кто не мог идти дальше, был обречен.

Но тема «оставить старика» заставляет тут же задать другой вопрос, еще более мрачный… Действительно, зачем оставлять старика в саванне? Это же означает отдать гиенам несколько десятков килограммов мяса. Недопустимая расточительность!

Судя по всему, что мы знаем, поедание друг друга – такая же часть жизни виллафранкского человека, как изготовление копий или ретушированных отщепов.

Но это были уже не обезьяны! Если бы исследователи смогли жить среди людей виллафранка или рядом с ними, они увидели бы и очень высокий уровень лояльности друг к другу. Заботу о стариках, лечение раненых, перенос информации.

Эти люди плавали по морям и осваивали новые для них земли. Они изготавливали все более сложные орудия труда. С деревянным копьем выходили они на бешено трубящего зверя, в сто раз себя тяжелее. В сто раз!

Два миллиона лет длилась виллафранкская эпоха, и не было в эту эпоху никакого миссинг линк, никакого «питекантропа». Никаких «переходных форм», высосанных из пальца кабинетными болтунами. Все эти два миллиона лет жили люди. Странные, дикие, они могли бы показаться нам очень непривлекательными… Но это уже дело нашего вкуса.

Два миллиона лет… Время, с трудом постижимое для ума. Биологически-постепенное изменение окружающего. Медленное-медленное, за десятки тысяч лет, появление «настоящих лошадей» и отделение их от ослов. Такое же медленное изменение ландшафтов. Постепенное вытеснение на периферию, а потом вымирание мастодонтов и гиппарионов.

Все эти два миллиона лет изменялся и человек. Биологически – от хабилиса к примитивному эректусу, эргастеру, от того – к более совершенным формам эректусов. Многие группы людей вытеснялись на периферию виллафранкских фаун и то ли деградировали, то ли просто переставали развиваться.

Но главным изменением человека оставалось, конечно, культурное. От примитивных индустрий Олдувая – к каменным рубилам. От проникновения в новые области – к их прочному освоению. От челнока к судну, которое может пройти по морю не одну сотню километров.

Сами люди не имели об этом ни малейшего представления, но жизни этих людей, их судьбы неудержимо меняли окружающую действительность.

Все больше людей отделялись от лопочущих и орущих соплеменников, оставались один на один с тихой излучиной реки, с закатом, дождем и звездным небом. Какие мысли тревожили их? Какие переживания и чувства? Что думали они, глядя на полыхающее небо? Герой Рони-старшего предполагает, что какие-то люди на небе зажигают по вечерам костры… А что думали об этом представители популяций, никогда не видевшие костра?

Люди, разжигающие костры на небе

Все это – вопросы без ответов: по крайней мере до тех пор, пока не изобретут «машину времени». Самое главное – они были людьми, эти странные существа, неизвестно зачем резавшие кость верблюда под Левенцовкой, изготовлявшие рубила под Шийяком. Людьми. Нашими непосредственными предками. Первым человечеством? Неизвестно. По крайней мере, это было первое человечество, потомки которого дожили до нашего времени и смогли изучить своих предков.

Они не были и единственным человечеством. Мы не знаем, насколько отличались друг от друга разные группы эректусов… Возможно, и правда начинался процесс возникновения новых видов.

Но мы знаем, что параллельно с ними жили на земле австралопитеки, гигантопитеки-мегантропы и флоренсисы.

Нельзя исключить, что жили еще человекоящеры и капуциновые антропоморфы в Южной Америке.

А примерно 200 тысяч лет назад к этим существам присоединились неандертальцы и сапиенсы.

Есть Дела Человеческие и Дела Божеские

Н. В. Тимофеев-Ресовский

Леонид Вишняцкий называет неандертальцев «несостоявшимся человечеством». Но почему «не состоявшееся»? Не состоялась цивилизация неандертальцев, а само человечество превосходно состоялось. Это своего рода «второе человечество» возникло еще до сапиенсов, а долгое время существовало параллельно с сапиенсами.[177]

Это человечество жило только в северной части Западной Евразии, в Европе и на Переднем Востоке.

Неандертальцы мало отличались от нас (или мы мало отличаемся от них). Были они плотного сложения, ростом ниже современных сапиенсов, но примерно такого же веса, рыжие, светлокожие и светлоглазые: нордическая раса до сапиенсов.[178]