Уроки разбитых сердец - Кэти Келли

— Тогда зачем уходить? — Леди Айрин надменно вздернула брови.

В голове Лили промелькнуло множество ответов. «Потому что я не желаю провести остаток жизни, потакая вашим пустым прихотям, как моя бедная мама», — хотелось ей сказать.

Леди Айрин наверняка знала об этом, и Лили благоразумно сдержалась.

— Я с детства мечтала стать медсестрой, — честно призналась она.

— Так у какого доктора ты собираешься работать? — наседала леди Айрин.

Разговор происходил в любимой комнате Лили — маленькой гостиной рядом со спальней ее светлости. Лили выросла в уютном домике с крепкой, добротной мебелью, да и огромная усадьба Ратнари-Хаус тоже во многом походила на обыкновенный загородный дом, без вычурных украшений и архитектурных излишеств. Но малая гостиная, отделанная пышно, с кокетливой женственностью, разительно отличалась от остальных комнат и служила леди Айрин приятным напоминанием о юности, проведенной в родительском особняке. Декораторы потрудились здесь на славу. Высокие окна, затянутые шелковыми занавесками с бледно-розовыми и голубыми цветами, и изысканная золоченая мебель на тонких выгнутых ножках придавали комнате неизъяснимое очарование. Тяжеловесный старый очаг уступил место изящному мраморному камину с античными нимфами, резвящимися в объятиях фавнов.

— У доктора Рафферти, — ответила Лили.

— О, я его не знаю. — Разве могли Локрейвены удостоить своим вниманием обыкновенного деревенского врача? Когда заболевал кто-нибудь из членов семьи, обычно посылали за доктором в Уотерфорд. — Ты вольна поступать, как хочешь, Лили. — Ее светлость пожала плечами и знаком дала понять, что разговор окончен.

Лили с радостью оставила Ратнари-Хаус. Она терпеть не могла леди Айрин и понимала, что со временем ей становится все труднее и труднее скрывать свою неприязнь.

Лили не могла бы сказать с уверенностью, когда именно потеряла уважение к хозяевам. Возможно, после того, как ее мать упала с велосипеда, возвращаясь домой из Ратнари-Хауса. Мэри пришлось ждать до двух часов ночи, пока разойдутся по домам последние гости после вечеринки. Лили было тогда четырнадцать.

На следующее утро мать, как всегда, вышла на работу в семь, вся в черных синяках и кровоподтеках, еле живая от боли. Леди Айрин мимоходом упомянула, что надо бы найти для нее вковую мазь, и тут же заговорила о приеме по случаю начала охотничьего сезона. Естественно, о мази она больше не вспомнила.

«Ожидается всего семь охотников, миссис Кеннеди, совсем не так уж много». — Вежливое обращение «миссис Кеннеди» не могло скрыть высокомерного пренебрежения леди Айрин к экономке. Оно звучало как издевка.

Айрин Локрейвен ни до кого не было дела. Никогда в жизни она не убирала за собой. Снимая с себя одежду, она просто швыряла ее на пол, спокойно переступала и шла дальше. Айрин носила самые дорогие и лучшие вещи, роскошное белье из крепдешина и тончайшего шелка, предпочитая теплые персиковые и коралловые тона, выгодно оттенявшие бледность кожи. По сравнению с ними бесформенные шерстяные рубашки и толстые панталоны, которые носили женщины в семье Кеннеди, казались особенно уродливыми и убогими — серые от бесконечной стирки, грубые на ощупь, отвратительные на вид.

Лили мысленно поклялась, что если у нее когда-нибудь будут деньги, она тоже купит себе шелковые нижние юбки и длинные, до самого пола, домашние платья. «Если разбогатею, — думала она, — непременно найму себе помощницу по хозяйству, но буду обращаться с ней уважительно». Айрин Локрейвен жила с ощущением, что между ней и Мэри Кеннеди лежит пропасть, она искренне верила, что аристократическое происхождение возносит ее на недосягаемую высоту. «Как будто она чем-то лучше», — презрительно фыркнула Лили.

К несчастью, Мэри тоже в это верила. Неужели мама не видит, что Локрейвенов и Кеннеди разделяет лишь одно — деньги?

— Ты ведь будешь писать, правда? — спросила мама, торопливо отпивая из чашки. Она вечно куда-нибудь спешила и старалась всюду успеть.

— Ну конечно, мамочка, — улыбнулась Лили. — Думаешь, если от Томми писем не дождешься, то и я такая же? Нет. Я буду часто писать и рассказывать тебе обо всем.

— Я буду скучать, — вздохнула мама, — и стану молиться за тебя.

— Я тоже буду за вас молиться, мамуля.

Лили чувствовала себя немного виноватой, оттого что уезжает, и все же при мысли об отъезде ее охватывало радостное волнение. Когда стало понятно, что война далеко не «нелепое недоразумение», как называли ее Локрейвены, Лили завела разговор с доктором Рафферти о лондонской школе медсестер. Потом Томми записался добровольцем, и это ее подстегнуло. Лили ждал бесконечно огромный мир, полный загадок и тайн, и ей страстно хотелось поскорее окунуться в новую жизнь.

Два дня спустя Лили сидела на краю жесткой кровати, покрытой застиранным до ветхости сизо-лиловым одеялом. Она охнула с облегчением, узнав, что ей придется делить комнату в сестринском доме всего лишь с двумя соседками. В официальном письме из королевской бесплатной больницы в Хэмпфорде не сообщалось никаких подробностей о сестринском доме, указывалось лишь его название — пугающе длинное, словно выстрел из двустволки — Лэнгтон-Ридделл.

На пароме от Холихеда Лили достала письмо, разгладила его на коленке и задумалась, не совершила ли ошибку, оставив дом. Но стоило ей попасть в Лондон, и все ее сомнения исчезли.

Это был третий большой город в ее жизни. Сначала Уотерфорд, потом Дублин и вот теперь Лондон. Его оживленные улицы были совершенно не похожи на крутые холмы Тамарина, и вместо того чтобы испугаться, Лили пришла в восторг.

О, она и не думала бояться: Лондон очаровал ее, покорил, обворожил. Лили восхищало все: людские толпы, сутолока, машины и автобусы, большие красивые дома, громоздившиеся друг на друга, угрожая раздавить.

Оказавшись в сестринском доме, Лили с радостью убедилась что там нет огромных дортуаров с бесчисленными кроватями, где, стиснутые как сельди в бочке, спят будущие медсестры. Ее поселили в прелестной, пусть и крошечной комнате под самой крышей, где помещалось всего три кровати. Одна из них была уже занята молодой женщиной, на вид ровесницей Лили, но куда более утонченной и взыскательной. От новых апартаментов она была явно не в восторге.

Лили же нашла свое жилище довольно удобным. Там было все необходимое: тяжелые шторы, защищавшие от ветра, умывальник с лоханью в цветочек и таким же кувшином, старенький комод с потемневшим зеркалом, который служил заодно и туалетным столиком, а рядом с аккуратно застеленными железными кроватями с высокими спинками стояли маленькие табуретки, выполнявшие роль ночных тумбочек. По обе стороны от двери из стены торчали гвозди, чтобы вешать одежду.

Лили прежде приходилось спать и в куда худших условиях.

Но достопочтенная Дайана Белтон определенно привыкла к большему комфорту и, сидя на краешке кровати, потрясенно оглядывала комнату.

Непосредственная, импульсивная Виви наверняка бросилась бы к Дайане и принялась расспрашивать, все ли у нее в порядке. Прежде и Лили поступила бы так же, но жизнь научила ее осторожности. Лили Кеннеди выросла вблизи Большого дома и давно усвоила, что тамошние обитатели отличаются от остальных людей.