Следы на песке - Мишель Бюсси

Лизон и Алиса согласились работать на добровольной основе, что благотворно отражалось на муниципальном бюджете. Музей открыл свои двери в июне 1969 года, в тот самый день, когда булочник объявил, что сворачивает дела, после чего в Шато-ле-Дьябль продолжили работать лишь кафе «Завоеватель» и Музей Штурма.

Первыми его посетителями стали, конечно, нормандцы. Едва ли не все жители провинции хоть раз да приехали в городок, чтобы заглянуть в музей. Летом, в пасмурные дни, появлялись парижане в дождевиках, позже – американцы, канадцы и англичане. Последними порог переступили немцы. В год музей посещало около тысячи человек. Цифры разочаровали Жана Мюнье, но он быстро утешился: музей никому ничего не стоил и немного отвлекал его дочь от печальных мыслей. Глядя на нее, мэр с горечью вспоминал энергичную девушку в цветастом платье, колесившую на велосипеде по ландам.

Алиса прилетела навестить Лизон в апреле 1965-го – и осталась, обретя в Нормандии покой, в котором нуждалась ее душа. Во всем мире не нашлось бы места, где она чувствовала бы себя ближе к любимому человеку.

Алиса часто писала в Личфилд, родным Лаки, и регулярно – Нику, только ее послания сыщику были намного длиннее и подробнее.

Ник Хорнетт уже семь лет жил на острове Сан-Себастьяну, неподалеку от Сан-Паулу. Его агентство оказалось успешным, быстро завоевав международную репутацию. В начале семидесятых о нем много говорили в связи с делом династии Романовых. Прямые потомки последнего русского царя Николая II хотели восстановить генеалогию рода во всей ее полноте. После Октябрьской революции члены царской семьи рассеялись по Европе, многие сменили фамилию, и через полвека отделить настоящих Романовых от фальшивых стало почти невозможно. Из писем Ника и газет Алиса поняла, что дело царской семьи оказалось куда сложнее обычного расследования. Анализы крови, антропологические измерения – уши, межзрачковое расстояние, генетические тесты, графологическая экспертиза… Продвигаться приходилось очень осторожно и деликатно. Ник не скрывал, что для большинства его знаменитых клиентов, проживающих на райском острове, генеалогические изыскания были предлогом, чтобы устроить себе оригинальный отпуск вместо надоевшей талассотерапии или водолечения. Они загорали, плавали и несколько часов в неделю излагали свои воспоминания детективу или копались в архивах Центральной библиотеки. Вскоре подобное времяпрепровождение вошло в моду, несмотря на всю его дороговизну. Ник не раз предлагал Алисе приехать, но она неизменно отказывалась. По письмам Ника Алисе казалось, что ее друг счастлив. Вокруг него порхали деловитые секретарши. Он снова ходил, а хромал по настроению или чтобы вызвать сочувствие клиента.

Время от времени Алиса нанимала частных сыщиков, чтобы возобновить поиски загадочного лихача-убийцы из Блю-Хилл, но его след давно затерялся – как исчезали следы на тропе, петляющей по нормандским ландам.

Утес совсем зарос мхом. Стены полевых укреплений – их так и не снесли – были покрыты граффити и любовными признаниями.

Лизон рассказала Алисе, что ее отец недавно продал три блокгауза Пуэнт-Гийома вместе с большими участками прилегающих ландов швейцарским подрядчикам. Они намерены переустроить бетонные кубы в комфортабельное курортное жилье. Вид из домов потрясающий! Идея показалась Алисе странной.

Ложбины и горки, появившиеся в ландах в результате бомбардировки 1944 года, стали игровыми полигонами для мотогонщиков и свалкой старых холодильников и автомобилей. Из Пуэнт-Гийома можно было бы разглядеть бухту Изиньи и маяк в Сен-Маркуфе, но сегодня все скрывалось в дымке. Алиса вспомнила излюбленную присказку Шавантре, кузена Лизон: если из Пуэнт-Гийома виден маяк, значит, будет дождь, а если не виден – значит, дождь уже идет.

Услышав это впервые, Алиса улыбнулась и подумала: какой все-таки у деревенских естественный, природный юмор. Можно подумать, что смех составляет единственный смысл жизни каждого обитателя здешних мест. Все они любят острое словцо, готовы рассказать анекдот, выслушать историю соседа, а потом обдумывать ее за работой. В точности как в самом светском парижском салоне. Алису не смущали бранные словечки Шавантре, цинизм Фернана, бородатые шуточки Сиси, нудные наставления Учителя. Алиса и Лизон регулярно заглядывали в бар Рене, хотя он уже лет десять грозился закрыть заведение – из-за кризиса и по причине «идиотизма клиентуры». Посетители «Завоевателя» были двум женщинам семьей. Идеальными родственниками, не ждущими отчета, в случае нужды всегда сидевшими за стойкой, ничего не требующими взамен и не имеющими ужасной привычки являться в гости без предупреждения. Это была семья объединившихся одиночек, претендовавшая на одно-единственное право – именовать Алису и Лизон умалишетками.

Алиса и Лизон шагали по бетонным плитам над Пуэнт-Гийомом. На солнце поблескивал мемориал – штурмовая «кошка», навечно впившаяся в камень, память о подвиге рейнджеров. Жан Мюнье самолично начищал металл каждый месяц. Здесь женщины на время расставались. Алиса брела по песку к тому месту, где убили Лаки, а Лизон углублялась в ланды, туда, где в утро высадки нашла Алана. Через полчаса они снова встречались у монумента.

Подруги редко говорили о любимых мужчинах, научившись сопрягать свои одиночества: жить в одном ритме, синхронно ощущать необходимость в уединении или желание излить душу, помогать друг другу общаться с деревенскими.

Два призрака ландов, гуляющие в строго определенное время суток. И только в дни, когда музей закрыт. По вторникам.

Два богатых и щедрых призрака.

Доллары Алисы медленно, но верно таяли. Много денег ушло на бразильский особняк Ника, чуть меньше – на музей.

В 1966-м Алиса решила передать часть своего состояния Красному Кресту, «Врачам без границ» и движениям, борющимся за демократию. Биафра, Голанские высоты, Корея, Камбоджа, Западная Сахара, Казаманс, Туарегский Хоггар, Кашмир, Шри-Ланка, Вьетнам, Ирландия, Западная Новая Гвинея, Курдистан, Панама, Сальвадор… Международные награды вроде Нобелевской премии мира очень почетны и весомы, но денег борцам вечно не хватает. Всегда нужны лекарства, перевязочный материал, требуется печатать листовки и плакаты, обустраивать убежища и конспиративные квартиры, ну и конечно, покупать оружие. Алиса выписывала газеты разных стран, чтобы представлять картину мира и всегда вставать на сторону самых справедливых дел. Она нередко ошибалась, но не отчаивалась. Тратя деньги, на которые Лаки обменял свою жизнь, она, пусть и символически, отдавала ему дань уважения. Гибель любимого не только подарила лишние двадцать лет трусу Оскару Арлингтону, но и помогала куда более достойным людям.

Наступила унылая осень. Алиса предпочитала лето с его шумными пляжами. За минувшие десять лет произошли удивительные перемены: если в 1966-м в Нормандию приезжал хорошо если один иностранный турист, теперь их бывало даже больше, чем французов. Алиса усматривала в этом глубокий смысл: смешение народов свидетельствовало о том, что общество, во всяком случае Европа, движется в верном направлении – к миру.

И совершенно неважно, что утопию, о которой с давних времен мечтало человечество, творила не правящая элита в чинных салонах, а пузатые отдыхающие в каскетках и бейсболках.