Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе - Эмили М. Роуз

Имена людей, получивших заступничество Уильяма, в «Житии» Томаса постоянно повторяются, подкрепляя предположение о том, что широкого распространения культ Уильяма не получил. История леди Мэйбл де Бек говорит скорее о повседневных, нежели об исключительных событиях. Это не то духовное богоявление, которое привлекает в церковь богатых покровителей или поощряет создание великих произведений искусства или житийной литературы.

Поэтому продвижение культа Уильяма требовало особых усилий. Возможно, рядом с гробницей Уильяма размещалась tabula или доска с основными сведениями о нем, нечто вроде путеводителя, призванного объявить посетителям важность гробницы и назвать покоящегося в ней святого[544]. Вполне вероятно, что на такой доске сообщалось, наподобие недвусмысленных записей в хрониках: «Уильям из Норвича, который был жестоко убит евреями». Однако важнее всего было написание «Жития». В библиотеке приората или собора имелось много трудов, с которыми мог ознакомиться агиограф, и монахи надеялись, что Томас их тщательно изучит[545]. Однако соборное духовенство также считало необходимым привлечь менее терпеливую аудиторию. Томас Монмутский написал семь книг в хронологическом порядке, с подробным разбиением на главы, перекрестными отсылками и полезным кратким содержанием в прологе[546]. Его заявленной целью было заинтересовать «тех, кому хочется прочесть нечто новое»[547]. Это влечение к религиозным новинкам оставалось типичным для Норвича на протяжении столетий[548].

Как уже отмечалось, повествование Томаса было быстро составлено в конце 1154 года, но завершено, обнародовано и распространено только после того, как в 1172 году подверглось переработке и получило предпосланное ему посвящение. Агиограф написал свой вариант «Жития» и поместил его в ковчежец (scrinium), стоявший рядом с посвященным убитому мальчику алтарем, где это сочинение, по всей видимости, и пережило еще один пожар, а также бунты, уничтожившие библиотеку собора в следующем веке. Но индивидуальное литературное творчество Томаса стало возможным только благодаря коллективному одобрению. Оно вовсе не было порождением бурного воображения одного человека, выражением духовных сомнений, мучивших его длинными ночами в холодной, продуваемой ветрами келье вдалеке от дома.

Историю, написанную Томасом, подхватили, институционализировали, повторяли и пересказывали. Неграмотные узнавали о ней из проповедей и обрядов, запоминавшихся по важным литургическим датам. Текст «Жития и страстей» стал лишь одним из многих проявлений зарождающегося культа, центром которого был литературный текст, судя по всему, мало кем читаемый, и обряды, связанные с перенесением мощей Уильяма с одного места на другое.

Томас прежде всего стремился, чтобы его труд был широко доступен: «Мы с тщанием поделили на семь маленьких разделов нашу и так небольшую книгу, чтобы, переводя дыхание через определенные промежутки времени, читатель с благочестивым вниманием читал бы каждый раздел, еще глубже затаив дыхание, чем в предыдущей части»[549]. Он хорошо знал, что «чрезмерное многословие часто раздражает добрую волю читателей»[550]. Именно по этой причине Германн, автор чудес св. Эдмунда, и Госцелин, автор «Жития св. Августина», сочинили каждый по два варианта своих повествований – длинный для монахов и более короткий для широкой публики[551]. Однако не было предпринято даже попыток создания сокращенной версии жития Уильяма; сочинение Томаса Монмутского предназначалось для наставлений монастырской братии, а не для обширной светской аудитории. Как бы то ни было, существовало всего несколько списков «Жития»: один в Норвиче, один в Сибтоне и, возможно, один в Бери. Ни в одном завещании не упоминаются дары на алтарь в честь Уильяма. Имя Уильяма появляется только в календарях Норвичского приората. Ни в одном другом агиографическом тексте его чудеса не фигурируют вовсе. О существовании Уильяма не вспоминают. Его реликвии и мощи (башмаки, одежда, зубы) указываются в инвентарных списках лишь нескольких монастырских собраний, а это значит, что они практически не распространялись[552]. Никто не ссылается на чудеса в XII веке, поэтому к пылким утверждениям Томаса Монмутского стоит подходить если не скептически, то во всяком случае с осторожностью: «Слава святого мученика распространилась вдаль и вширь, и всем стало ясно, сколь могущественны его заслуга и добродетель перед Богом, и немалая толпа недужных начала приходить к славной гробнице св. Уильяма. Их приходило все больше и больше, они стекались сюда великим множеством…»[553] Тем не менее Томас Монмутский также сообщает, что многие из облагодетельствованных новым святым узнавали об Уильяме только тогда, когда приходили сообщить о случившихся с ними чудесах, поэтому можно предположить, что именно в то время Уикман, монах, принимавший исповеди, мог знакомить их с новым культом.