Прощай, пасьянс - Вера Копейко

Играет.

А она-то сегодня утром даже калину проверила, как перезимовала. Размечталась наготовить из нее калиновки покрепче. Надеялась, что свадьба будет. Срок наметила… Перед постом.

Ох, дура, дура!..

Слезы покатились из глаз Анны, были они крупные, как ягоды калины. А уши ее ловили слова.

— Пора посылать почтаря твоим людям на таможню, — говорил Павел.

— Послал уже. — Анна услышала смешок Анисима. — Бумаги такие, что твоего братца сразу возьмут.

— С кем же?

— С нарочным. — Анисим снова засмеялся.

— Надежный? Не болтун?

— Немой.

— Ты хитер, Анисим. Ох и хитер!

Анисим снова захихикал.

— С крыльями притом.

— Ангел, что ли?

— Ты все же…

— Шучу. Я понял. Ты послал письмо с почтовым голубем.

— Он ту дорогу хорошо знает. Не впервой летит.

— Может, скажешь, что и бумаги на Ксенофонта Анфилатова твой голубок отнес? — В голосе Павла сквозили волнение и зависть. Анисим уловил это и ощетинился:

— А тебе зачем знать?

— Да болтают… Такой скандал. Я слышал, на таможне арестовали весь его товар. Документы оказались подложные.

— Что ж, на всякого найдется управа, — сказал Анисим. — На всех… если поискать, то и на миллионщиков тоже. Нашлись люди, которые захотели его малость окоротить, — воскликнул Анисим. — Нашлись люди, которые придумали, как это сделать. А голубок мой под руку подвернулся очень даже вовремя. — Он натужно засмеялся.

Павел подхватил. В его смехе были облегчение и надежда.

— Значит, и Федора тоже можно… окоротить. — По голосу Павла Анна поняла, что он улыбается. — Вот этот шрам станет поглубже…

— Ты про то самое?

— Сам знаешь. Видал у Федора на лице шрам? А на спине и на пояснице подлиннее, — добавил он с явной гордостью.

— Вроде как с сосны упал, да? А под ней стояла рогатина. Он на медведя шел, полез на лабаз…

— Ха-ха-ха! Хороша моя работа. Батюшке он не сказал, чтобы не выносить сор из избы.

Анисим молчал. Анна, которая окончательно пришла в себя, вслушивалась в каждое слово.

— Что ж, ты давно все решил, стало быть.

— Насчет Федора? Как только окончательно понял, что младший брат.

— Ну ладно, я скажу Анне, когда ей надо зазывать сестер в гости.

— Ты хочешь взять обеих?

— Так никто же из них в одиночку в гости не поедет. Все чин-чином надо сделать. Анна им скажет, что я хочу жениться на ней, и…

— Ты на самом деле хочешь? — Павел изумился, судя по голосу.

— Я пока с лабаза на рогатину головой не падал, — хмыкнул Анисим. — Ты не заметил?

Павел засмеялся в ответ.

— Ты их в избушку возле озера увезешь?

— Так не сюда же. Там мои молодцы все уже приготовили. Они же станут сестер охранять. Но учти, тебе это недешево станет.

— За мной не пропадет, — высокомерно бросил Павел. — Ладно, одевайся. Поедем. Я хочу сам посмотреть, надежен ли дом. Не приладить ли новые запоры. От этих Добросельских можно ждать чего угодно.

— Думаешь, они тебя вызовут на дуэль? Как раз Лиза-то пустая, она может. — Анисим засмеялся, в его голосе было восхищение.

— Только вместе с тобой соглашусь ее удовлетворить. — Павел засмеялся. — В этом.

— А… если в чем другом? — спросил Анисим.

— Сам справлюсь. Она давно без мужа, так что…

— Сдается мне, ты сам можешь угодить на рогатину, — фыркнул Анисим.

— Не каркай раньше времени, — оборвал его Павел. — Ты меня плохо знаешь, если так говоришь.

— Молчу, молчу. Ухожу одеваться.

Анна увидела, как Анисим попятился к двери. Не доверяет Павлу, отметила она, если не поворачивается к нему спиной. А… к ней? — вдруг осенило ее. А к ней ведь он тоже только… лицом.

Да он никому не доверяет! Значит, ему тоже нельзя доверять.

Анна ждала, когда умолкнет стук копыт, и вышла из своего укрытия.

Седлая дрожащими руками серую лошадь, которая к ней привыкла и к которой привыкла она, Анна никак не могла отделаться от голосов. Они звенели в ушах, они мучили ее.

Мелькали мысли, первая и печальная заключалась в главном — она обманулась. Снова. Причем в том же самом мужчине.

Вторая, не менее печальная, — она может оказаться соучастницей преступления. И чтобы ею не оказаться, она должна выбросить из головы все надежды на счастье и спешить.

Третью мысль она гнала от себя, но призналась. — Да, она беременна. Такой она будет еще восемь месяцев. У нее будет время об этом подумать. Сейчас не к спеху.

Софьюшка — о ней тоже заныло сердце, как ноет оно о котенке, которого хотела взять и уже полюбила.

Анна наскоро оделась, кинула взгляд на кровать, понимая, что никогда больше не ляжет на нее.

Она и сейчас была смята, подушки сброшены на пол. Они упали во время страстной схватки тел. Чего не бывает в любовной игре двоих!.. Ласки зрелых людей умелы, понимала Анна. Знают оба: стоит тронуть губами мочку уха — отзовется все тело, вся плоть желанием. Они знают, что самое чувствительное тайное местечко между женских ног не терпит грубости, как яблоко в глазу. Глаз ведь мигом закрывается, если попробуешь прикоснуться к глазному яблоку. Так и то местечко не терпит грубости. А если нежно коснуться поверх него, поиграть, то скоро засочится влага желания…

Они с Анисимом многому научились за годы, прошедшие после их первой встречи в Кукарке.

Анна села на коня по-мужски, подобрала юбку и направилась в сторону леса. Однажды она нашла тропу, которую, как она поняла, не знал Анисим. Она вилась по крутому берегу Лалы с переходом по броду на другой, пологий. Из осторожности Анна не сказала ему об этом. Как будто знала, что та тропа понадобится ей самой.

Анна подстегнула лошадь. Кобыла не противилась и понесла ее.

Чем сильнее чувствовалась весна, а стало быть, подходил все ближе срок появления на свет младенца Финогеновых, тем больше настораживалась Севастьяна. Она чувствовала себя курицей-наседкой, что было для нее ново. Она сама не могла бы сказать почему, но ей казалось, что надвигаются какие-то события.

Весенняя тревога? Такое случается, она знала, но к этой тревоге примешивались кое-какие знания. К примеру, вчера она услышала новость, что в Лальск вернулись Павел и Анисим.

С чего бы это? Зачем? Ей хотелось немедленно побежать к Павлу, взять его за грудки, тряхнуть и спросить, что он забыл в этом городе.