Стилист - Александра Маринина

– Юр, я ничего не понимаю, – растерянно сказалаона. – Он что-нибудь признал, кроме кражи?

– Только первый эпизод. Олег Бутенко. И уверяет, чтоэто был несчастный случай, что Бутенко сам отравился. И вообще парень жил унего по собственной воле, прятался от наркодилеров, у которых спер большуюпартию товара. А что в дневнике?

– А ты послушай.

Я его обожаю. Просто поразительное сочетание внешней красоты,от которой я схожу с ума, и невероятной испорченности, порочности, греховности.Глядя на его чистую смуглую кожу, большие яркие глаза, длинные загнутые вверхресницы, густые чуть волнистые волосы, хочется плакать от восторга. Прямой нос,аккуратно очерченные губы, округлый подбородок – какая-то библейская красота,от которой веет природной сексуальностью, не опутанной оковами цивилизации. Кэтой красоте немыслимо прикоснуться, чтобы не оскорбить дурными помыслами. Ямог бы просто любоваться им издалека. Но его порочность будоражит меня, а егожадность, с какой он стремится получить любое удовольствие, сродни жадностиребенка, который видит перед собой много конфет. Он любит секс, потому что этоприносит ему наслаждение. Какое счастье, что я его встретил! Ни одна женщина,обладающая такой же красотой и такой же порочной сексуальностью, не сможет в тоже самое время оставаться чистой. Есть какая-то извечная тайна в том, чтомужчинам дано природой умение хранить чистоту, через какую бы грязь они ни проходили.А к женщинам гадость прилипает мгновенно. Они грязны уже с младенческих лет.

Похоже, там и в самом деле была большая любовь.

– А с другими? Тоже любовь?

– А других нет, Юрик. Вот что странно. Дневник ведетсядавно, там много записей разного интимного свойства, по которым можно примерноотследить личную жизнь нашего Михаила Ефимовича. У него были партнеры доБутенко и после него. Но таких записей, как об Олеге, больше нет. И я вот о чемподумала. Если Олег – один из девятерых, то почему о нем записи есть, а одругих – нет? Чем он отличается от них?

– Может быть, степенью криминальности ситуации? –предположил Юра. – Олег действительно умер сам, никто его специально нетравил, и в самой ситуации Черкасов не видит ничего для себя опасного. Аследующих он убивал и, естественно, записей о них не делал.

– Все равно я не понимаю. – Настя в отчаяниистукнула кулаком по раскрытому дневнику. – Если он так безумно любилОлега, обожал его, чуть ли не боготворил, то зачем ему другие мальчики? Зачем?К моменту смерти Олега их уже было трое. Я не понимаю.

– Ну Асенька, ты же сама говорила, что он маньяк. И унего какая-то другая логика, отличная от твоей и моей.

– Да нет, Юра, – тихо сказала она. – Он неманьяк. Он безнравственный тип, это верно, потому что позволил Олегу жить усебя, зная, что родители заявили в милицию об исчезновении сына. Они с умасходят, они стареют на глазах, а Черкасов прячет парня у себя, помогая емускрываться от милиции и от наркодельцов, только лишь потому, что у мальчикапопка оказалась круглее, чем у других. Черкасов, наверное, даже несчастныйчеловек, потому что его зациклило на этом типе красоты, причем зациклило дотакой степени, что он совершил дурацкую кражу. Но он не маньяк. Я внимательнопрочитала его дневник, в нем нет ни одного намека ни на преступления, ни наболезненность мировосприятия.

– А кража? Разве это не проявление того, что у негокрыша съехала?

– Похоже, наоборот. Он действительно не смог бы купитьвсе четырнадцать кассет, для него это дорого. Он зарабатывает не так уж много,хотя работает и сверхурочно, и по вечерам, и в выходные. Не зря же нам тотмужик сказал, что Миша никому не отказывает, хоть ночью его разбуди. Мишазаколачивает бабки, как только может, но законопослушным путем. Деньги нужныдля того, чтобы оплачивать свои сексуальные связи. Одежда, подарки партнерам,оплата услуг и так далее. На жизнь остается не так уж много. В квартире у негонебогато, и гардероб не роскошный. Не может он купить эти кассеты. А смотретьна актера хочется. Понимаешь? Очень хочется. Может быть, это вообщеединственный тип внешности, на который Черкасов реагирует, причем остро, дообморока. Не знаю, Юра, меня сомнения уже до костей изгрызли. Но чем больше ядумаю, тем сильнее мне кажется, что это не он.

– Что – не он?

– Не он мальчиков похищал.

– А кто же?

– Откуда я знаю? – Она пожала плечами. –Кто-то другой. Здесь вообще все по-другому, не так, как мы себе представляем.

– Ты уверена?

– Нет. Я ни в чем не уверена и ничего не понимаю. Концыс концами не сходятся.

– Брось, Ася, – уверенно сказал Коротков. –Врет он все, выкручивается. Мы с Колькой его дожмем, вот посмотришь.

– Дай-то бог. Но предчувствие у меня нехорошее.

– Плюнь, – посоветовал он. – Дай лучшечто-нибудь поесть, с голоду помираю.

– Печенье хочешь?

– Давай. Только побольше. И кофейку сделай, будьчеловеком.

Настя включила кипятильник и достала из стола большуюкруглую коробку с печеньем. Она искренне завидовала оптимизму Короткова, сужасом понимая, что его оптимизм зиждется исключительно на уверенности в ее,Настиной, безошибочности. Несмотря на то, что ошибалась она так же часто, как ивсе люди, Юра почему-то свято верил в результаты ее логических умопостроений.Он мгновенно забывал те случаи, когда она ошибалась, зато помнил все ее победыи удачные комбинации. Если Каменская сказала, что маньяк – Черкасов, значит,так оно и есть, а то, что подозреваемый не признается, так это вопрос времени.Поднажмем – расколется, куда денется. И хотя Настя уже сомневалась, Коротковвоспринимал это как естественный период нормальных колебаний. Черкасов виновен,и это надо просто доказать.

– Знаешь, о чем я подумала? – задумчиво сказалаНастя, подавая ему чашку с горячим кофе. – Если окажется, что Черкасовмальчиков не похищал, надо это использовать. Раз уж журналисты сделали намтакую подлость и вынудили нас его задержать, пусть истинный преступник думает,что мы считаем Черкасова виновным. Может быть, он расслабится и допуститкакую-нибудь ошибку.

– Мудро, – согласился Коротков. – Кстати, ожурналистах. Ты со Сваловым говорила?

– Нет. Зачем?

– Как это зачем? Пусть объяснит, какого черта он далинформацию этому Липартии. Надо ему мозги вправить, а заодно и ноги оторвать.

– Не надо, Юра, – усмехнулась Настя. – Этобессмысленно. Все равно что объяснять убийце, что убивать нехорошо. Думаешь,убийца сам не знает, что хорошо и что плохо? Знает он прекрасно. Но в моментпринятия решения необходимость убить перевешивает желание остаться хорошим изаконопослушным. И Свалов отлично знает, что поступил мерзко. Но он сделал то,что сделал, потому что ему так было нужно. И если мы устроим ему разборку снравоучениями, мы своих проблем этим не решим. Так зачем силы тратить? Всеравно он больше в нашей группе не работает, а тот факт, что мы его выперли стреском, его не больно-то волнует. Свою проблему он решил – отвязался от нас.