Ребёнок от сводного врага - Каролина Дэй

Подхожу к боксу, гляжу через стекло на своего малыша. Он так мило посапывает, в свете из окна его густые ресницы отбрасывают тень на щечки. Может, Дан прав, и малыш пошел в меня? Но я этого не узнаю, пока…

И тут я замечаю, что дыхание малыша замедляется…

— Нет!

Быстро добегаю до кровати и нажимаю на кнопку вызова медсестры и доктора, но у меня ощущение, что эта система отказывается работать. Черт возьми! Я не могу оставить своего малыша. Хотела сама взять на руки и отнести в кабинет, но в палату резко влетает Виктория Андреевна, натягивая на ходу халат.

— В чем дело?

— Он не дышит! — резко выкрикиваю я, чувствуя, как дрожит голос, дрожит мое тело, мои руки.

— В первую реанимацию!

— Что с ним? Что случи…

— Эльза, ждите.

И его увозят от меня. Моего малыша увозят. Только не оставляй меня, хотя бы ты…

Вы знаете, что такое настоящая боль? Ощущали когда-нибудь, как это чувство съедает вас изнутри? Оно поглощает все живые клетки, заставляет их болезненно сжиматься, выбрасывая из себя все нужные компоненты. А затем умирают. Окончательно. Организм умирает, но вы никак не сможете остановить этот процесс или замедлить, пока не примете решение.

Вот и я не могу…

В голове крутится одна мысль, от которой я не могу избавиться:

«Вас будут преследовать».

Слова отца перед возвращением к Эльзе. Я считал, что это бред, что его слова — выдумка. Кому мы нужны? Зачем? Скандал как скандал. Походят пару раз, будут доставать, но для этого существуют закрытые территории, больницы, куда не пускаю СМИ. Однако они как пираньи, готовы съесть все на своем пути и пробраться к цели.

Стоило только выйти на рассвете на улицу, как меня тут же окружили желтые акулы пера и требовали комментарии. Фотографировали, выкрикивали вопросы, ослепляли вспышкой фотокамер. В тот момент порадовал одно: Эльза ничего о них не знает. Тогда, возле клиники, отец что-то кричал ей о статье в интернете, я сам слышал его рев. Надеюсь, она не потребует объяснений. Надеюсь, эти уроды не станут пробираться в палату под видом медсестер и просить прокомментировать наши отношения.

Я обязан защитить их.

Теперь не только Эльза может пострадать, но и наш сын. Если от нас не отстанут, она не переживет. Наш малыш будет страдать, а мне будет больно, потому что моим родным плохо. Они — моя семья, Эльза и Дима. Единственные люди на свете, которых я хочу уберечь от зла. Плевать, что происходит у отца и Марты, плевать на того, кто слил информацию о нашем родстве.

Я обязан защитить их.

Я многое не сказал Эльзе, многое не сделал с Димой, но у нас будет время. Я найду лучшую сиделку, чтобы она научила нас справляться с воспитанием Димы, куплю прекрасный дом в пригороде Нью-Йорка, где нас не будут донимать русские любопытные носы.

Я сделаю все, чтобы уберечь мою семью от боли.

Когда я увидел Эльзу с малышом в руках, я почувствовал, как сердце поневоле сжимается от счастья. Она так красива с ним вместе. На полных губах, которые я целовал с удовольствием, появилась улыбка, на ее миловидном личике читалось столько эмоций, что невозможно описать словами. От счастья до страха, от безумной любви до сумасшествия.

Я никогда не думал, что стану отцом так скоро, а тем более, что захочу как можно скорее подержать своего ребенка. Он такой крошечный, беззащитный. Еще не улыбается, но в скором времени покажет, как он это может делать. В интернете прочитал, что дети начинают выражать эмоции через месяц-два. Не могу дождаться, когда настанет этот час. Надеюсь, к этому времени я решу все проблемы и увезу их сюда, через океан.

— Мистер Богатов, вы меня слышите?

Строгий голос риелтора заставляет меня вернуться в реальность. Да, сейчас я стою у окна на тридцатом этаже высотки в Нью-Йорке. Почему здесь? Потому что здесь не так жарко, не так солнечно, как в том же Лос-Анджелесе или Майями. Эльза говорила, что любит Нью-Йорк, и всегда хотела сюда приехать. К тому же главный офис фирмы, с которой она работает, находится именно здесь. Надеюсь, ей понравится этот пентхаус.

Свои деньги из компании я вывел сразу же перед отъездом, что-то накопил во время работы в винодельне. Я предчувствовал, что с фирмой выйдет что-то подобное. Возможно, в чьих-то глазах я выгляжу сволочью, но мне плевать. Я забочусь о своей семье, а в нее не входят ни отец, ни мачеха.

— Мне нравятся апартаменты. Беру, — выношу вердикт. Та сияет от счастья и обещает подготовить сделку как можно быстрее.

А мне как можно быстрее нужно оформить визу Эльзе и Диме. У него, наверное, даже свидетельства о рождении еще нет, но Эдгар сказал, что займется всем необходимым и проследит. Представляю, как они приедут сюда, обустроятся. Я позволю Эльзе самой выбрать дизайн нашей квартиры, если не понравится существующий. Оставим одну комнату под ее кабинет, отдельно — под мой кабинет. Как только она приедет, сразу же отведу в ЗАГС. Только здесь их нет. Нужно поинтересоваться, к кому идти, чтобы зарегистрировать брак. Мы официально станем мужем и женой, будем воспитывать нашего малыша. У моей семьи все пойдет хорошо.

Я не уйду от них никогда. Они — моя семья. Моя единственная семья.

Только я ошибся. Опять.

После ухода риелтора слышу звонок смартфона. Алена? Какого черта она названивает? Что нужно этой сумасшедшей подружке Эльзы. Стоп! Она бы не стала беспокоить без необходимости.

— Ну, ты и козел, Богатов! — выкрикивает она в трубку.

— И тебе привет. У вас вроде как три часа ночи, не поздно звонишь?

— В самый раз! Какого хрена ты оставил Эльзу и сына?

Бьет прямо в сердце, больно бьет. Мне больно было уезжать, но так надо. Чем раньше я обустрою для нас новое жилье, тем лучше для них. Пока что они находятся в безопасности, в частной клинике, ни один газетчик туда не проник, иначе новости о ребенке Богатова от сестры разлетелась бы по всем СМИ.

— Так надо было. Я вернусь через пару дней. Как они?

— Они? — взвизгивает она. — Твой сын умер сегодня днем!

— Что…

Пальцы слабеют, я едва не роняю телефон на пол. Ощущение, что из меня вышибли воздух. Словно кто-то ударил меня в солнечное сплетение и заставил кислород покинуть мои легкие. Алена что-то верещит по ту сторону мира, но я практически не слушаю ее. Не хочу. Не верю в происходящее. Этого не может быть. У ребенка синдром Дауна, а не Эдвардса или кого там еще.

— Как?

— Какая, на хрен, разница? Если ты не последняя сволочь и любишь Эльзу, притаскивай сюда свою великолепную задницу и спасай ее!

Она положила трубку или еще что-то выдала своим стальным голосом? Не знаю. Не слушаю ее. Перед глазами вместо Центрального парка из окна вижу боль в прозрачно-голубом взгляде моей девочки. Ту же, что ощущаю сейчас я.