Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!» - Герман Романов

Он в бешенстве швырнул серебряный кубок об стену. Никто из холопов не показался из-за дубовой двери, страшась за свою жизнь.

— Едут…

Выдох облегчения словно пронесся по коридорам замка, и Сартский приник к темному оконному проему, вглядываясь в цветные витражи.

Во внутреннем дворе зацокали копыта.

«Всего двое?»

— К пану Сартскому…

— Пропустить немедля…

— Он давно ждет…

— Спаси, Господи, и помилуй, нас грешных…

Дубовые створки растворились, впустив две закутанные в плащи фигуры, и поспешно захлопнулись.

Та, что пониже, сделала ковыляющий шаг навстречу, и из-под капюшона раздался скрипучий голос:

— Чего изволите, пресветлый пан?

Сартский кинулся к колдуну и вцепился тому в глотку:

— Я разорву тебя! Что ты сотворил, чернокнижник? Я схожу с ума!

Войтыла, хрипя, вцепился в его руки и почти повис на них:

— Пощади! Я сделал все, как ты просил!

Отпустив колдуна, Сартский в ярости пнул небольшой столик, отчего тот, звеня слетевшими чашами и блюдами, отлетел в сторону.

В безумии опрокидывая кресла и стулья, он, схватившись за голову, кинулся к масляному светильнику и вылил на себя всю чашу.

— Я убью себя! Я уже не могу больше терпеть! — Он упал на пол, тело исказила судорога. — Колдун, возьми, что хочешь, из моей сокровищницы, только останови это!

Войтыла торжествующе глядел на него:

— Дай мне Наследие ордена!

Сартский, качаясь на подгибающихся ногах, кинулся к стене напротив огромного камина, в котором горела большая охапка дров, и стал лихорадочно нажимать на потемневшие от времени дубовые панели, покрытые затейливой резьбой. С тихим щелчком одна из них открылась, и Сартский дрожащими руками вынул небольшую шкатулку.

— Вот! Возьми! — он протянул ее колдуну. — Я надеюсь, этого достаточно? Или ты еще что-то хочешь?

Колдун осторожно принял шкатулку, словно величайшую драгоценность.

— Нет! — Он склонил голову. — Наоборот, это я должен пресветлому пану! Посмотрите, кого я привел!

Он откинул капюшон с головы все так же стоящей у входа безмолвным истуканом второй фигуры.

— Она, — губы колдуна растянулись в зловещей улыбке, — избавит пана от мучений! В ее объятиях пан обретет покой!

Сделав шаг вперед, Агнешка скинула с плеч накидку, оказавшись полностью обнаженной.

— Иди же ко мне!

Ее руки потянулись к Сартскому. Словно плывя по полу, она подходила к нему, ступая беззвучно и мягко. Случайно покатившийся серебряный кубок прикоснулся к ее ноге, и она, словно рассерженная кошка, зашипела, отпрыгнув в сторону: на белоснежно-молочной коже багровым рубцом отпечатался чеканный крест.

— Ты кого привел? — в ужасе отступая назад, попятился Сартский. — Это же… упырь…

Агнешка подходила все ближе и ближе. Войтыла расхохотался, смех его был похож на карканье ворона.

— Ты же сам ее возжелал, пресветлый пан! Она твоя!

Сделав еще один шаг назад, Сартский оказался в досягаемости языков пламени жарко горящих в камине поленьев, и масло, стекавшее по его сапогам, вспыхнуло.

Обезумев от боли, весь объятый пламенем, Сартский катался по полу. Вскочив, он кинулся к окну и, звеня разбитым стеклом, перевалился вниз и исчез.

— Пойдем! — Войтыла потянул за руку безучастно разглядывающую горящий гобелен Агнешку. — А то набегут сейчас!

Через мгновение огромный ворон взмыл над замком, а Агнешка, прижимая к груди шкатулку, тихо скользнула из разбитого окна на соседнюю крышу…

Покрутив в руках небольшую темного дерева шкатулку, Войтыла, вздохнув, отставил ее в сторону. Без единого замка и отверстия для ключа, она была плотно закрыта.

Ни ее вес, ничего не дающий понять — внутри могли находиться как свитки, так и нечто другое, маленькое и легкое, ни отсутствие рисунков и надписей на наружной стороне не позволяли узнать, что же такое Наследие ордена.

— Главное, что она у меня! — Он удовлетворенно закивал. — Теперь можно и поторговаться!

Войтыла осторожно стянул со стены грязное покрывало, под которым оказалась мутная, тускло светящаяся от падающего на нее лунного света отполированная золотая пластина, заключенная в рамку из человеческих берцовых костей.

Колдун, словно смахнув с нее невидимые пылинки, провел по пластине рукавом, затем, кряхтя, стал доставать и расставлять в одном лишь ему ведомом порядке предметы для колдовского обряда.

— Хозяин! — Агнешка заглянула в землянку. — Еще приказы какие-нибудь будут?

— Отойди в сторону! — сварливо проскрипел Войтыла. — Ты загораживаешь свет!

Пожав плечами, Агнешка запрыгнула на дерево и улеглась на толстой ветке, болтая свесившейся ногой. Лунный свет, падавший сквозь голые ветви дуба, оставлял на ее лице причудливый узор.

Из землянки доносилось монотонное бурчание старика, изредка прерываемое громкими возгласами произносимых заклинаний.

Внезапно лунная дорожка, проникающая в землянку сквозь открытую дверь, словно стала более яркой и начала притягиваться к пластине, полностью покрыв ее.

Войтыла поспешно захлопнул входную дверь и начал вглядываться в пластину, в самом центре которой начало проступать светящееся пятно, постепенно расширяющееся и увеличивающееся, пока не заполнило собой всю ее.

— Чего ты хотел от меня? — глухой голос раздался из глубины пластины. — Неужели ты уже достал то, что я так долго жду?

— Да, господин! — смиренно произнес Войтыла. — Наследие ордена уже у меня!

— Прекрасно! Береги его как зеницу ока! Я пошлю к тебе за ним своего человека! И как только Наследие окажется в моих руках, — голос задрожал от злости, — я уничтожу проклятый орден!

— И командора Верта?

— Глупец! — Пластина потемнела. — Он уже магистр!

— Как магистр?! — Войтыла без сил опустился на топчан. — Разве это возможно?

— В том-то и дело! — Внутри пластины в светящемся облаке словно закручивалось начинающееся торнадо. — Он слишком быстро набирает силу в этом мире! Боюсь, что Пророчество уже начинает сбываться!

— Я тоже много думал об этом!

— Мало думать! — Смерч внутри пластины усиливался, нарастая безумным вихрем. — Нужно делать!

— Разве я не принимал меры? — Войтыла попятился к выходу.

— То, что ты делал, недостаточно! Ты ничего не можешь, жалкий глупец! — Пластина начала подрагивать под натиском рвущегося изнутри урагана.

— Господин! — Колдун упал на колени, обхватив голову руками. — Позволь мне попытаться еще!