Величие мастера - Михаил Михайлов

– Я и не прошу! – Он так и лежал, не открывая глаз и не разжимая будто окостенелых пальцев. – Пристрели нас! Не мучь!

– Воды! Воды!.. – раздался стон из дальнего угла подвала.

– И воды нет у нас… – тихо, словно сам себе, ответил Речкин. – Последние капли вам отдали…

Солдат приподнял дрожащую голову и, сильно щурясь, попытался открыть глаза. Кромки век едва разошлись, и оттуда скользнули хрусталики слез.

– Ну хоть гранатку оставь! – не унимался вчерашний учитель. – Молю тебя, командир!

Речкин сглотнул резко подступивший к горлу ком, чувствуя, как кольнуло в уголках глаз, но нашел силы держать себя в руках.

– Живи, отец, покуда! Сколько отмерено будет – живи! И ты, и товарищи твои! Я не палач!

Алексей резко рванул галифе рукой, так что край их выскользнул из крепко сжатых пальцев солдата, и пулей устремился вверх по лестнице, чуть оттолкнув Михаила, который продолжал стоять с лампой в руках.

В тамбуре набились остатки защитников ДОТа. Прижимаясь друг к другу сплошной человеческой массой, бойцы мысленно отсчитывали последние минуты. У их ног, покрытые шинелями, лежали трупы павших товарищей. Едкий, сладковатый смрад хоть уже и был привычен, но здесь чувствовался гораздо сильнее. Раздражая голодные животы, он доводил до сильных рвотных позывов, потому бойцы зажимали носы руками, утыкались в скрутки шинелей, переброшенные через плечи.

Сердце бешено колотилось в груди Алексея. Ему казалось, что за последние дни чувства сильного страха и паники стали ему чужды. Однако нужда шагнуть в пугающую неизвестность вновь рождала в нем животный страх. Дождь продолжал неистово барабанить по каменной обкладке ДОТа, и это приходилось весьма кстати. Смысла тянуть с выходом не было. Время пришло.

– Пора, товарищи! – тяжело выдохнул из себя лейтенант.

Осторожно, стараясь не скрипнуть металлом о металл, Макаров задвинул засов. На него возлагалась самая ответственная и опасная задача – выходить первым. А ведь до последней минуты никто точно не знал, что там – за дверью… Не сидят ли у входа егеря, не наставлено ли на него с дюжину пулеметов, не заминирован ли он. Поэтому Речкин заставил Макарова напялить на себя каску и две шинели – хоть какая-то защита от осколков мин и гранат. Более того, Макарову, который держал в одной руке свой «ДП», предстояло еще и прикрывать отход остальных.

Столь же осторожно он приоткрыл дверь. Напряжение в глазах бойцов росло, они замерли, не дыша. Извне в тамбур проник лишь сильный шум дождя. Макаров полностью отворил дверь и огляделся. Никого. Он шагнул из двери, но его встретили лишь крупные дождевые капли. Егеря настолько не ожидали, что русские рискнут покинуть ДОТ, что даже не удосужились заминировать выход! Быстро скинув с себя обе шинели, Макаров залег на землю, расставляя сошки своего пулемета.

Выходили не спеша, без суеты. Пригнув головы, ступали как можно тише, чтоб ни один камешек, коих в округе было в изобилии, не выскочил из-под ноги. Винтовки у всех были наготове, чтоб суметь отразить огонь без заминки. Речкин замыкал строй и до последнего солдата стоял с внутренней стороны входа. Попривыкнув немного к уличному свету, благо было очень пасмурно, он пристально вглядывался в каждый кустик, каждый камень, каждый изгиб рельефа на вершине сопки.

Строй покинул ДОТ. Речкин спешно обогнал колонну, чтоб возглавить ее. Вокруг по-прежнему было безлюдно, словно егеря покинули Угловую. Но глупо было бы надеяться, что немцы вот так, просто, взяли и ушли, не додавив десяток русских бойцов. Они были где-то рядом, совсем рядом…

Крупные капли плотного, почти ливневого, дождя быстро намочили форму. Небо повсеместно тонуло в темно-серой вате облаков. Добавлял промозглости и холодный, временами порывистый, ветер, который дул с северо-востока, куда и держали путь бойцы.

Оставалось незаметно дойти до широкого, бурного ручья, который протекал в версте от Угловой. Плотная стена дождя надежно скрывала его от глаз, но Алексей хорошо помнил дорогу. Там – на каменистом берегу спешного водного потока – можно было уже не бояться вражеских пуль, непогода не позволила бы егерям и через бинокли разглядеть русских.

Первые выстрелы раздались, когда неровный строй солдат уже перевалил через близлежащий бугор, обошел еще один ДОТ и вышел к дороге, что вела к ручью.

Это заговорили немецкие винтовки. Почти сразу за ними в работу включился пулемет, затем и второй.

– Вниз! Всем вниз! – закричал на срыве голоса Речкин, уже сбросив с плеча «МП-38». – За дорогу уходим!

Один из солдат, которого со спины Алексей не узнал, сначала выгнулся дугой, а затем свалился на землю, сделав по инерции еще несколько шагов.

Пламя страха привычно, но по-прежнему больно прокатилось по жилам Речкина, сковывая его движения. Несколько земляных фонтанчиков взмыли вверх почти у самых ног лейтенанта, он свалился на землю и кубарем откатился к ближайшему камню.

Некоторые из бойцов также залегли за валуны, другим посчастливилось успеть отбежать за дорогу, где их не было видно ни своим, ни врагу.

Еще несколько секунд, и сверху заголосил еще один пулемет. Речкин дал пару коротких очередей наугад в сторону вершины Угловой и на мгновение выглянул из-за камня.

Тремя яркими огнями резали воздух немецкие пулеметы почти на самой верхотуре сопки. Двое – с того места, где еще недавно стоял штаб батальона, и один поодаль, ближе к южному спуску. Рядом с ними то и дело вспыхивали более мелкие огоньки винтовочных и автоматных выстрелов.

Для броска гранаты расстояние было недосягаемое. Но по-иному отвлечь пулеметчиков вариантов не было.

Речкин выхватил гранату из кармана галифе и раздосадованно выматерился себе под нос… Граната была без запала. Попытки отыскать его там же, в кармане, успехом не увенчались. В голову пришла мысль, что запал мог быть в нагрудном кармане, куда Алексей имел привычку наскоро складывать всякую нужную мелочь и лишь потом раскладывал ее по местам, чтоб гимнастерка не топорщилась на груди. И – удача! – запал действительно оказался там.

Грязными от земли пальцами, которые, точно назло, не то от усталости, не то от страха, не то от холода, проняла крупная дрожь, Речкин тщетно пытался ввинтить скользкий стержень запала в одутловатое тело гранаты. Но он не поддавался. То прокручивался, то заходил не по резьбе.

Краем глаза лейтенант заметил Розенблюма, который лежал за большим валуном метрах в двадцати от самого Алексея и вел огонь из винтовки. Рядом с ним был еще кто-то, разглядеть его Речкин не смог, да и не до этого было. Слышались выстрелы и снизу, от самой дороги.

Вверху стали активно перемещаться фигуры егерей. На мгновение Алексею показалось, что несколько из них скользнули вниз по склону, но убедиться в этом наверняка из-за складок местности он не смог.

Наконец, дело было сделано. Запал прочно сидел в гранате. Глубоко вздохнув, Речкин дернул кольцо, чуть приподнялся над камнем, который укрывал его от пуль, и бросил гранату по направлению между двух ближайших немецких пулеметов. Хлопнул заряд запала. От удаляющейся черной точки отделилась ручка. Еще мгновение, и сама болванка исчезла из виду за кустом карликовой березы. Прогремел взрыв, и темное облако, поднявшись вверх, смазанно поползло по склону, подгоняемое ветром.