Царский каприз - Александра Соколова
Шрифт:
Интервал:
Ровным и спокойным шагом, поддерживаемая под руку церемониймейстером, у самого гроба сменившим оторопевшую и вконец растерявшуюся Марфиньку, княгиня поднялась на высокие ступени катафалка, благоговейно перекрестилась и бледными губами прижалась к потемневшей руке государя. Затем, подняв голову, она смелым движением откинула рукав своей бедной суконной шубки и широким крестом трижды осенила голову императора.
Все присутствующие пристально взглянули на нее, но ни поддерживавший ее церемониймейстер, ни непосредственно следовавший за нею Бетанкур не удивились и не поразились смелостью этого посмертного благословения бедной полуслепой старушки у гроба могущественного и гордого императора! Оба они знали, какие земные счеты связывали их, оба они поняли, что значило это благословение.
Церемониймейстер был родной дядя графа Тандрена, и от племянника был подробно знаком с эпизодом, некогда разыгравшимся между княгиней Несвицкой и императором Николаем Павловичем. У Бетанкура этот эпизод тоже глубоко сохранился в памяти.
Спустившись со ступенек и поблагодарив своего обязательного спутника, княгиня остановилась и, оглядывая все вокруг своим туманным, померкшим взглядом, тихо проговорила:
— Теперь вы, генерал Бетанкур, проведите меня до моего прежнего места, — сказала Софья Карловна, после того как при помощи того же обязательного церемониймейстера спустилась со ступенек катафалка. — Я и с вами хочу проститься!
Отстранив на этот раз сама руку Марфиньки, княгиня ощупью оперлась на руку блестящего генерал-адъютанта и прошла с ним сквозь почтительно расступавшуюся перед ними толпу.
Дойдя до ожидавшего ее стула, Софья Карловна не опустилась на него, а оперлась о него рукой и, повертывая голову в сторону Бетанкура, тихо, но внятно проговорила:
— Я простилась с государем и в своем посмертном благословении все простила ему!.. Мир его праху и да будет ему легка земля!.. Но вы… вы… Вы на мою горячую, преданную любовь ответили изменой, бросили меня, прельстившись блестящим положением и карьерой, испугавшись гнева монарха за мою любовь к вам. Государь не видал меня такою, какою я стала, больною, нищею, полуслепой!.. Вы видите меня такой, и в этом — ваше наказание!.. Как вы ни черствы, как ни холодны, как ни глубоко ушли в тину вашего мнимого «большого света», но настоящая минута не изгладится из вашей памяти, и в ваш смертный час я предстану перед вами такой, какой вы видите меня теперь, с потухшими глазами и поникшей, седою головой!..
— Но, княгиня… я готов!.. — начал Бетанкур.
Софья Карловна властным жестом остановила ею.
— На что вы готовы? На помощь мне? — гордо поднимая голову, спросила она. — Да разве вы думаете, разве можете хоть одну минуту остановиться на мысли, что я приму от вас какую-нибудь помощь? Плохо же вы помните меня!.. Отдать я могла все, щедро, беззаветно, глупо отдать, но я никогда не взяла ничего чужого, и вы, генерал Бетанкур, последний, у кого бы я согласилась взять что-нибудь! Но довольно укоров, довольно горьких воспоминаний о том, что было и что никогда не может вернуться!.. Не для того, чтобы укорять, пришла я сюда. Я пришла со словом мира и прощения, и сама судьба устроила так, что этому слову моего прощения открылось еще более широкое и могучее применение!.. Собираясь сюда, я не думала встретить вас здесь. Богу угодно было устроить эту встречу для того, чтобы я ушла отсюда, примиренная со всем и со всеми и совершенно готовая стать на строгий суд, за которым уже нет ни прощения, ни покаяния! Ему угодно было погасить в моей настрадавшейся душе последнюю искру гнева и мести и показать мне у подножия этого царского гроба, как ничтожно все земное!.. Я пришла проститься и примириться с усопшим императором и, покорная Промыслу, прощаюсь и примиряюсь с вами! Нам больше никогда не придется встретиться в жизни, судьба никогда не столкнет нас вместе. Жить мне осталось недолго… очень уж я устала… Не больно мне, не тяжело, не трудно; я просто устала, и мне хочется отдохнуть! Этот отдых близок. Я жду его с покорностью и любовью!.. Вечный, непробудный сон — это такое счастье, такое благо! К нему надо подойти с чистой душой, к нему надо приготовиться. И в преддверии этого отрадного вечного сна я хочу очистить свою душу от всякого тяжелого чувства, от всякого тяжкого впечатления. От жизни я давно отошла, у меня с ней уже давно нет ничего общего, и моим единственным тяжелым чувством было воспоминание о вас, генерал Бетанкур, воспоминание о моей загубленной, преданной и проданной жизни! Бог судил утешить в моей душе это последнее суетное страдание, осадок пережитого горя, и я покорно преклонюсь перед Его святой волей! Я прощаю вам, генерал Бетанкур, и свою разбитую жизнь, и свое поруганное сердце, и те потоки горьких слез от которых я ослепла! Я снимаю с вашей души всю тяжесть ответа за прошлое и благословляю вас на всю оставшуюся вам жизнь!.. Пусть не знаете вы ни нужды, ни унижения, ни горя; пусть вам улыбнется жизнь светлой улыбкой семейного счастья, и пусть в неизбежную для всех минуту кончины вас не коснется ни один запоздалый укор совести! Прощайте! Проводите меня до выходной двери! Меня с моей неопытной спутницей затолкают в толпе.
Бетанкур, слушавший Софью Карловну, весь бледный и взволнованный, почтительно подал ей руку и, низко склонив голову, молча и почтительно прикоснулся к ее бледной высохшей руке. Она не видела его лица, но почувствовала, как на руку ей капнула горячая слеза.
Он молча довел княгиню до дверей собора среди почтительно расступившейся перед ним толпы, а на пороге храма в последний раз почтительно поклонился Софье Карловне и бережно передал ее следовавшей за ними молодой девушке.
На паперти старушка остановилась и, почувствовав струю свежего воздуха, вздохнула полной грудью. Ей было тяжело среди этой многочисленной толпы, среди всего этого невидимого, но глубоко ощущаемого ею блеска.
В это время в храме началась общая панихида. Марфинька остановилась вместе с нею и, нагнувшись к ней, тихо и осторожно спросила:
— Что же это такое, ваше сиятельство? Значит, все эти большие господа и любят, и помнят вас?
— Никто не любит, дитя мое! — грустно улыбнулась княгиня, — а помнят многие!..
— Вы, стало быть, и сами прежде такие же важные, как и они, были?
— Была когда-то, но это все давно прошло! — вздохнула княгиня. — Бесследно, невозвратимо прошло!
— И ничего от этого не осталось? — с недоумением, почти испугом переспросила наивная девочка.
Из храма в это время донеслось стройное, душу надрывающее пение.
«Вечная память», — рыдал хор среди благоговейного, мертвого молчания тысячной толпы.
Софья Карловна набожно перекрестилась и с грустной, покорной улыбкой ответила:
— Вот только это и осталось, дитя мое… то, о чем святая церковь у гроба покойников постоянно молится… «Вечная память».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!