Возвратный тоталитаризм. Том 1 - Лев Гудков

Таблица 64.1

Следите ли вы за последними событиями в Украине?

N = 1600. В % к числу опрошенных.

Таблица 65.1

Можете ли вы сказать, что разбираетесь в этих событиях?

N = 1600. В % от числа тех, кто следит за этими событиями.

Проблема эффективности антиукраинской пропаганды заключается не только в особой интенсивности ее ведения (не имеющей аналогов в постсоветское время), но и в том, почему люди внимают ей, хотят слушать это. Что же такого они вдруг услышали, что позволило им преодолеть или, точнее, «взять в скобки» привычное недоверие к пропагандистской демагогии? Значительная часть россиян, как показывают материалы массовых опросов общественного мнения, сознают заинтересованность властей в таком тенденциозном освещении событий в Украине, односторонней подаче информации, но считают, что власти поступают правильно, так, как и следует поступать и говорить в подобных ситуациях.

Таблица 66.1

Как вы считаете, насколько объективно освещают события в Украине, в Крыму российские федеральные средства массовой информации?

N = 1600.

Под влиянием усиливающегося и становящегося все более агрессивным коллективного мнения «большинства», осознания «это – мы» доля сомневающихся быстро растаяла, образовав маргинальное и растерянное меньшинство. Пропаганда интенсифицировала межличностный обмен информацией: в возбужденном обществе люди, встревоженные угрозой большой войны (перспективой перерастания столкновений сепаратистов с регулярными частями украинской армии в полномасштабную гражданскую войну и – в меньшей степени – в мировую войну) стали чаще и больше обсуждать между собой полученную из телевидения тенденциозную информацию, что, однако, вело не к большей критичности восприятия или ее осмыслению, а, напротив, к повторению и тем самым – к догматическому закреплению ее в коллективном сознании. Здесь важен сам факт непрерывного давления формируемого официозом «общего мнения» на аморфное и пассивное сознание обывателей, лишенных альтернативных коммуникативных средств и независимой от власти интерпретации происходящего. Телевидение в силу своего монопольного положения оказывается не просто наиболее мощным, но и наиболее авторитетным СМИ, по отношению к которому все остальные каналы информации выступают как дополнительные. Добавлю, что обращение к интернету или к независимым изданиям характерно в первую очередь лишь для населения крупнейших городов (в село или в малые города, в которых в целом проживают около 2/3 населения, они не попадают). Критичность восприятия официоза медленно, но систематично снижается (табл. 64.1). Ранее присущие отдельным социальным группам различия в восприятии и оценке информации, обусловленные величиной социального капитала, уровнем культуры и образования, доступом к разнообразным источникам информации, стремительно стираются. Различий, еще год назад казавшихся существенными, в понимании происходящего между населением мегаполисов, ориентированным на модернизацию страны, и, например, малых городов, настроенным очень консервативно, сегодня нет. Установился общественный консенсус в отношении к власти и ее оппонентам.

Напротив, деятельность зарубежных (украинских, европейских, американских) СМИ, дающих существенно иную трактовку происходящему в Украине и действиям России, расценивается как предвзятая, тенденциозная, враждебная и необъективная – так считают 66 % опрошенных россиян (21 % затрудняются оценить адекватность подачи материалов, 14 % считают ее «объективной»)[125].

На вопрос: «Согласны ли вы с тем, что в последние месяцы российские федеральные СМИ ведут против Украины информационную войну, и если да, то как вы к этому относитесь?», 17 % опрошенных сказали «да», но считают такую политику «правильной и оправданной ситуацией» в Украине; 12 % согласны с высказанным суждением, но оценивают это обстоятельство негативно («опасная и вредоносная политика»), но большинство – 54 % опрошенных – полагает, что СМИ дают объективную картину событий в Украине (август 2014 года).

Эскалация военных действий на юго-востоке Украины основной массой российского населения (от 64 до 77 %) рассматривается как результат вмешательства Запада. Участие в этом России, включая и непосредственные действия российских войск, нехотя признается, но оценивается скорее позитивным образом; двусмысленность самих этих оценок не принимается во внимание. Более половины опрошенных (55 %) считают необходимым оказывать поддержку пророссийски настроенным силам в этом регионе Украины. Можно отметить определенное замешательство массового сознания в случаях, когда оно сталкивается с очевидной коллизией. Признание очевидных фактов (например, участие в боях с сепаратистами на востоке Украины российских военнослужащих или использование тяжелой военной техники – танков, бронетранспортеров и ракетно-зенитных комплексов) противоречит общепринятым нормами морали и права, которые требуют отказа от незаконного применения силы, признания неприкосновенности границ другого государства, и вступает в конфликт с желанием выразить символическую поддержку действиям руководства страны и испытываемому удовлетворению от сознания силы и военного превосходства России над слабой украинской армией. Общественное мнение начинает в этих случаях путаться и метаться, сознавая, что государственная ложь целесообразна, с точки зрения «национальных» или «государственных интересов».

Возмущение (скрываемое, подавляемое) поведением украинцев, которые перекинулись в Европу, обусловлено, с одной стороны, завистью (не мы движемся в Европу, хотя мы тоже хотим жить, как на Западе, но не можем; не можем даже признаться себе в этом, хотя ясно понимаем, что не способны быть такими, как люди на Западе), с другой стороны – разрешением на агрессию в отношении к ним, оправданную тем, что они – «фашисты, нацисты, каратели, хунта, бандеровцы, русофобы, ультранационалисты» и т. п.[126] Есть латентное понимание собственной недееспособности, ущербности, аморальности, что россияне не достойны жить, как на Западе, но это понимание не может быть никогда эксплицировано. Поэтому единственный «выход» – убрать сам источник раздражения. Провоцируемая пропагандой (санкционируемой авторитетом власти) злоба и ненависть к Западу, прежде всего – к США как символическому противнику, не тождественна враждебному отношению к конкретной стране или странам (данные опросов хорошо иллюстрируют эту раздвоенность). Речь идет скорее об амбивалентном отношении (притяжении / ненависти) к виртуальному ценностному образу, воплощению всего того, что российский обыватель хотел бы иметь у себя в стране, но не может. Сознание невозможности оборачивается желание опорочить и снизить привлекательность обладателя этих благ, унизить западные страны. Российский политический класс совершенно инструментально, то есть вполне сознательно и демагогически эксплуатирует этот массовый ресентимент для укрепления своего авторитета и легитимности. Отсюда – старательные поиски и ежедневные усилия пропаганды по донесению до населения какой-нибудь гадости в западной жизни (преступлений, катастроф, сплетен и т. п.). В этом плане и сама поддержка власти, режима в значительной степени связана не с тем, что власть «хорошая» (тут как раз никаких иллюзий нет), а с тем, что власти предержащие «правильно» ведут себя, то есть в соответствии с ожиданиями, потребностями и привычками обывателя: они «гасят» Запад самым прямым и откровенно хулиганским образом, демонстрируя свою наглость и кураж, примерно так, как это проявляется у зачинщиков толпы при погромах. Патернализм (государственный патернализм) в сегодняшних условиях требует (для своего сохранения) интенсивного выражения антизападных настроений как средства подавления крайне болезненного комплекса национальной неполноценности, непреодолимой отсталости и канализации осознаваемой злобы, неприязни к Западу, заставляющему нас думать о себе так плохо.