Круговорот чужих страстей - Екатерина Риз

Вот только минуту назад в её Вселенной началось новое тысячелетие.

В её комнате личной ванной комнаты не было, и чтобы принять душ, необходимо было покинуть спальню и пройти по коридору. А для этого никак не хватало смелости. Алёна довольно долго стояла под дверью, у той самой двери, возле которой её совсем недавно целовали, и уговаривала себя эту самую дверь открыть и выйти. Как ни в чём не бывало. Пройти по коридору, и не упасть в обморок, даже если ей встреч попадётся Костров. Чёрт, она давно взрослая! Её что, не целовали никогда?

Так точно не целовали. Приходится это признать, с досады вздохнуть и, наверное, развести руками. Что ещё делать?

Дверь в детскую была прикрыта. Алёна постояла, прислушиваясь, ничего не могла с собой поделать, но кроме мультяшных телевизионных голосов, слышно ничего не было. И она далеко не сразу осознала, что это хорошо и следует укрыться в ванной, пока есть такая возможность.

Ей безумно хотелось укрыться, хоть где-нибудь, что казалось невозможным в этом доме. В огромном, полупустом доме спрятаться было невозможно. За очень короткое время усадьба будто впитала в себя харизматичность Павла Кострова, словно сроднилась с ним. Может, он и, правда, потомок? Уж слишком быстро и легко он вписался в атмосферу дворянского быта, это неспроста, это явно гены. Она вот который день ходит, открыв рот, и как дворняжка заглядывает в каждый угол, испытывая при этом что-то вроде благоговения. А вот Павел спокоен и уверен в себе, он возводит конюшню и подумывает о крытом бассейне. По мнению Алёны, это перебор, но кто поспорит с барином, правильно?

А Костров явно претендует на звание барина, наверное, решил конкурировать с Никитой Михалковым в этом вопросе.

Ну почему она о нём думает? Даже холодный душ не помогает. Только мысли старательно направляет в материальное русло, чтобы не вспоминать о том, как он целовал её полчаса назад.

Выйдя из ванной, Алёна не смогла пройти мимо двери детской. Оттуда всё также слышались мультяшные голоса, она осторожно дверь приоткрыла и заглянула. Поняла, что взрослых в комнате нет, телевизор работает, с экрана смотрит жующий плюшки Карлсон, но наблюдать за этим было некому, потому что Ваня спал. Прямо на ковре, раскинувшись на подушках и зажав в руке машинку. Алёна остановилась, глядя на него, потом приложила палец к губам, когда Роско, лежавший неподалёку, поднял голову и вроде бы собрался тявкнуть. Рукой ему махнула, прошла и выключила телевизор, а мальчика укрыла пледом, который лежал на диване. Правда, доля сомнения осталась, Алёна на ребёнка некоторое время смотрела, но, в итоге, пришла к выводу, что Ване вполне удобно. Ковёр ворсистый, приятный, достаточно мягкий, а небольших подушек вокруг мальчика с полдюжины. Вот только захотелось наклониться к нему и провести ладонью по его тёмным волосам. Она начинает к нему привязываться. Это неудивительно, но, наверное, некстати.

Роско снова голову поднял, навострил одно ухо, и Алёна уже знала, что это значит: Павел в дверях стоит. Повернулась, увидела, как тот сделал знак рукой, и Роско тут же улёгся на место, даже на бок завалился, глаза закрыл. А Павел на неё смотрел, потом дверь пошире открыл. Алёна сделала шаг, другой, глаза старательно отводила, и чувствовала, как жар затапливает её изнутри. С этим невозможно было бороться. Сердце заколотилось, ладони повлажнели, и, наверное, она покраснела, ведь куда-то этот жар должен был излиться? Боком протиснулась мимо Кострова, очень не хотела его касаться, знала, что это выльется в новую волну жара и дрожи, но одно дело, когда ты сама пытаешься этого избежать, а другое, когда тебе не дают этого сделать. Павел её за локоть ухватил, дверь в детскую плотно закрыл, и вошёл следом за Алёной в её комнату.

Она сглотнула, попыталась ему объяснить:

— Знаешь, это неправильно.

— Думаешь?

— Да. В той комнате спит твой ребёнок. Это, во-первых.

— Мы закрыли дверь. И эту сейчас закроем. — Его голос звучал весьма убедительно, а в замке на самом деле повернулся ключ. Этот звук заставил Алёну оторопеть. Она даже не нашла в себе сил обернуться и удостовериться в этом. А в следующую секунду уже почувствовала тяжёлые ладони на своих плечах. Они легли, сжались на её ключицах, а в затылок ей горячо задышали. Алёна зажмурилась. Вспомнила:

— У меня ещё есть во-вторых.

— Слушаю.

Пришлось сделать вдох, потом другой.

— Это всё равно неправильно.

Его руки прошлись по её плечам, спустились вниз, остановились на талии. Павел всё ещё мучил её своим дыханием, от которого у Алёны что-то задрожало в животе. На самом деле задрожало, завибрировало, и она была уверена, что Павел это чувствует. Он сдавливал её талию, гладил, потом ладони поднялись выше и остановились под грудью. Алёна затаила дыхание, и была рада, что Костров не может видеть её лица. С ним явно происходило что-то не то, эмоции невозможно было контролировать. И от этого было очень страшно. Если говорить совсем честно, вот как на духу, то Павел Костров первый взрослый мужчина, который вот так обнимает её, прикасается к ней, и на которого она, признаться, реагирует. Да, в её жизни были мужчины… Правда, Дуся называла их не иначе как пацанами. А Алёна с ней никогда не спорила, даже когда тётка сознательно принималась рассуждать о том, что она попросту боится настоящих отношений. Алёна встречалась с однокурсником в институте, недолго… Встречалась с сыном Дусиной приятельницы, парнем симпатичным, но несколько бестолковым, зато беспроблемным. В общем, все её отношения, которые можно было пересчитать по пальцам одной руки, ни к чему не вели и даже особой радости не приносили. Они просто были, потому что иначе было бы совсем странно. Чего-то серьёзного она избегала и даже сбегала прочь при любом намёке. Тарас Артюхов не в счёт. Они целовались в машине, он ей очень давно нравился, издалека, но когда появилась возможность, Алёна была настолько занята мыслями о придуманной ею же сенсации, что даже разобраться в себе до конца не успела, а может, не захотела. А вот сейчас, чувствуя за своей спиной крепкое горячее тело, думать могла не столько о возбуждении и удовольствии, сколько о том, кто именно её обнимает. Это странно, но заводил и возбуждал именно факт того, что это Костров. Непонятный, наверняка опасный, мужчина, которому ничего от неё не нужно, ну, кроме секса, по всей видимости, именно в этот момент. А так она для него непутёвая неудавшаяся журналистка, которая его злит, но что хуже — смешит своим нелепым поведением и непрофессионализмом. Но сейчас он её хочет, она это знает, мало того, прекрасно чувствует, и, не смотря на то, что прекрасно понимает, к краю какой пропасти он её толкает, Алёна никак не могла найти в себе сил его оттолкнуть. Просто потому, что не могла. Потому что никогда подобного не чувствовала. Может, и чёрт с тем, что это ошибка? Одна ужасная ошибка в её жизни уже есть, подумаешь, сделает ещё одну…

Она медленно повернулась, сначала смотрела на ворот его футболки, не осмеливаясь поднять глаза к его лицу, потом руку подняла, коснулась его груди. А подумала… подумала снова об ошибке. О том, что она, по всей видимости, станет не меньшей, и с ней придётся жить. Когда её выдворят из этого дома. Обратно в город, на работу, в её маленькую, ничем не примечательную жизнь.