Рассказы веера - Людмила Третьякова

– Не к сроку ты, родимый, собрался. Я-то куда старее, али Господу недосуг меня прибрать, никчемушную, а тебе бы еще пожить. С тобой-то покойнее. Слышь, что ли? Не помирай, батюшка, поживи чуток.

И она клала свою коричневую от старости ладонь на пухлые пальцы канцлера, выглядывавшие из-под кружев рукава. Веки его чуть вздрагивали от этого прикосновения, а потом снова замирали. Который день с распухшим от слез лицом Ольга Дмитриевна шепталась с докторами, а потом, постояв возле умирающего, снова утыкалась в платок и уходила.

К утру шестого апреля все было кончено. Потом вспоминали: «Государь император, невзирая на завещание, указал похоронить церемониально, и ни один не стяжал общего сожаления до такой степени, с каковым провожали покойника».

К знаменитому дому потянулась бесчисленная вереница желавших проститься с Безбородко. «Роскошная картинная галерея, где стояло тело почившего, представляла печальный вид, – свидетельствовали очевидцы. – Все картины, стены и окна были завешаны черным сукном, украшенным серебряными крестами, и тускло освещались четырьмя свечами. В переднем углу на катафалке возвышался гроб с прахом, а над гробом висел сделанный именно для этого случая богатый балдахин из малинового бархата с золотым фигурным подзором на восьми столбах со страусовыми перьями». Москвичи требовали подробностей о прощании с Безбородко и, в свою очередь, писали в Петербург: «Сколь покойника Москва любила! Не можешь себе представить, до какой степени восходило о нем сожаление...»

Надгробие Безбородко в Благовещенской усыпальнице Александро-Невской лавры привлекает посетителей прежде всего исключительной художественной красотой. Имя же самого екатерининского канцлера в памяти поколений заслонила громоподобная слава его современников – Потемкина, Ушакова, Суворова. Но давайте не забывать: мощь государства, его международное влияние добываются не только в грохоте сражений, но и за столом дипломатических переговоров. И здесь Безбородко не было равных. Он один стоил целой армии.

И правда, даже сегодня, больше двух веков спустя, чувствуешь, насколько люди, вообще-то довольно равнодушные к такого рода событиям в мире власти предержащей, с искренней печалью отнеслись к смерти Безбородко. Все улицы и переулки, примыкавшие к дому канцлера, до самого Невского проспекта были запружены народом. И в день погребения вся эта огромная толпа, пропустив траурный кортеж, тихо пошла вслед за ним к Александро-Невской лавре. «Император со свитою, родные, сослуживцы, друзья и недруги провожали его тело...» Здесь, в Благовещенской усыпальнице, уже была приготовлена могила.

Покойный был одет в роскошный, расшитый золотом мундир канцлера Российской империи, все остальное оставил этому суетному миру. «У гроба карманов нет», – как говорят простые люди...

Выждав положенный срок и отдав должное памяти своего великого сородича, наследники Александра Андреевича озаботились дележом его громадного богатства. Среди истинной и мнимой родни умершего имелся главный, исключавший всякие сомнения наследник. Это был его родной брат, граф Илья Андреевич Безбородко.

Счастливый в семейной жизни, богатый и вполне довольный своей судьбой, он по прошествии некоторого времени предпочел, не мудрствуя лукаво, разделить доставшееся ему от брата движимое и недвижимое имущество между двумя своими дочерьми, уже взрослыми: старшей Любовью и младшей Клеопатрой.

Любовь Ильинична к этому моменту была уже замужней дамой и имела двоих сыновей.

На портрете В.Л. Боровиковского маленькая графиня Клеопатра Кушелева изображена со своей матерью и сестрой. Может, это и хорошо, что никому не дано знать своего будущего? Сейчас девочку, которая держит в руках медальон с изображением умершего отца, хранит от всех невзгод материнская забота и любовь. Но придет время, когда Клеопатра останется один на один со всеми горестями и разочарованиями взрослой жизни. И не хватит всего золота мира, чтобы откупиться от них.

Младшая же Клеопатра Ильинична ходила в невестах. Светское общество, разумеется, пристально наблюдало, сумеет ли Илья Безбородко поделить между дочерьми наследство так, чтобы обе остались довольны.

Интерес отнюдь не напрасный: время от времени Петербург оглашался громкими скандалами на этой почве.

Но в семействе все обошлось – никаких претензий сестры не высказывали. Хотя теперь кажется, что Клеопатре Ильиничне перепало больше. Возможно, по доброму родственному рассуждению на это пошли сознательно: она была еще «непристроенной», с судьбой неопределившейся и, по мнению дружной и заботливой семьи, тем самым имела преимущества перед замужней сестрой.

Можно ли было подумать, что как раз огромное состояние не принесет Клеопатре ни семейного счастья, ни покоя, ни удовлетворения в жизни. Что-то поистине мистическое, роковое таится в богатстве, тешащем сознание, но до поры скрывающем свои коварные свойства.

...Из громадного наследства канцлера помимо имений в разных концах империи с землями, лесами, десятками тысяч крепостных и прочего юной Клеопатре досталась истинная жемчужина: знаменитый на весь Петербург особняк дядюшки по адресу Почтовая улица, 4.

У покойного Александра Андреевича был дворец и в Москве. Когда польский король увидел залы с их роскошными интерьерами, он буквально онемел, а в своих воспоминаниях писал, что «во всей Европе не найдется ничего подобного по пышности и убранству».

На старинной открытке справа, с колоннами при входе, изображено петербургское жилище канцлера Безбородко. Этот дворец на Почтовой улице каким-то причудливым образом умудрился стать средоточием сказочной роскоши и в то же время приютом для обездоленных и ждущих помощи людей. Хозяин этого дома – единственный из выдающихся деятелей нашей страны, кого дважды можно видеть увековеченным в бронзе: на памятнике Екатерине Великой в Петербурге и на новгородском монументе «Тысячелетию России».

Много позже это здание в районе Лефортово, получившее название Слободской дворец, займет Императорское техническое училище, в советское время преобразованное в Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана.

...Петербургский особняк на Почтовой, трехэтажное громадное здание, не только был с блеском спроектирован и оформлен великим Кваренги. Собранные там произведения искусства, исторические ценности не уступали многим королевским сокровищницам Европы.

Тут Александру Андреевичу, любимцу Фортуны, когда-то помогло стечение обстоятельств. Отделка дворца на Почтовой совпала с революционным бедламом во Франции. Вчерашние столяры и каменщики, сами не ведая, что попало в их руки, распродавали имущество королевской семьи и аристократии с публичных торгов по бросовым ценам. Роскошь парижских особняков на самом деле стоила в десятки, а то и в сотни раз больше. Безбородко, обладавший природным вкусом и страстью к вещам истинно ценным и высокохудожественным, не преминул воспользоваться ситуацией. «С моим жарким старанием, с помощью приятелей и с пособием до 100 тысяч издержанных мною, – делился Безбородко своей удачей с графом С. Р. Воронцовым, – составил я хорошую коллекцию».