Малый ледниковый период. Как климат изменил историю, 1300–1850 - Брайан Фейган

Неудивительно, что массовый голод вызвал всплески религиозности, мистицизма и пророчеств о близящемся конце света. Баронесса Юлия фон Крюденер, высланная из южногерманского Бадена за миссионерское рвение, при любом удобном случае раздавала милостыню из фонда, пополняемого за счет продажи ее драгоценностей, доходов от поместий и пожертвований богатых покровителей. «Дама Священного союза» вызвала переполох в Швейцарии, провозгласив, что «приближается время, когда Владыка Владык вновь примет бразды правления. Он сам будет кормить свое стадо. Он осушит слезы бедных. Он поведет народ свой, и от всех сил тьмы не останется ничего, кроме гибели, позора и презрения»[222]. Протесты баронессы Крюденер против обращения с нищими, а также ее заявления о божественных чудесах привели к тому, что ее изгнали еще из нескольких городов.

Массовые волнения, мародерство, мятежи и насилие охватили в 1816 году всю Европу и достигли апогея следующей весной. Веками народ реагировал на неурожаи и голод страстными молитвами и гражданским неповиновением. События развивались по устоявшейся схеме: перед лавками пекарей и на рыночных площадях проводились демонстрации, сопровождаемые поджогами, грабежами и беспорядками. Всякий раз, когда возникал дефицит продовольствия и повышались цены на зерно, рабочая беднота выходила на улицы, как это было во Франции и других странах на протяжении всего XVIII века. Но хлебные бунты зимой 1816/17 года ознаменовались невиданными со времен Великой французской революции[223] вспышками насилия.

Сначала неприятности начались на британском побережье Ла-Манша, когда после проливных дождей в Восточной Англии в мае 1816 года цены на зерно стремительно выросли, а возможностей для трудоустройства в деревнях стало меньше. Бесчинствующие шайки батраков нападали на дома своих обидчиков, жгли амбары и хлебные склады, разгуливали, вооружившись палками с гвоздями и флагами с надписью «Хлеб или кровь». Они требовали снижения цен на хлеб, пока не попадали в руки ополченцев, которые угрожали мятежникам смертной казнью. Лето было спокойным, но неурожай и возобновившийся рост цен принесли новые беды. Толпа из 2000 человек в шотландском Данди разграбила более сотни продовольственных магазинов, а затем разгромила и сожгла дом торговца зерном. И снова пришлось вызывать войска, чтобы восстановить порядок.

За волнениями в Британии стояло нечто большее, чем обычный дефицит продовольствия. Стагнация в торговле и промышленности, массовая безработица и социальная напряженность, вызванные ускоренной индустриализацией и зарождением классового сознания, были главными причинами мятежей и сопутствующего им движения луддитов. Например, в марте 1817 года 10 тысяч собравшихся в Манчестере ткачей решили провести голодное шествие. Они несли на спине завернутые в одеяла пожитки и собирались просить принца-регента принять меры по оздоровлению пришедшей в упадок хлопковой отрасли. Поход бедняков, хоть и выглядел аполитичным, вскоре был разогнан. Только один «одеяльщик» в конце концов добрался до Лондона.

Еще острее нехватка продовольствия ощущалась в Ирландии – стране, которая теперь сильно зависела от картофеля. Сотни малоземельных семей в графстве Тирон весной 1817 года покинули свои дома и жили попрошайничеством. Они собирали крапиву, дикую горчицу и капустные кочерыжки. Пищи было так мало, что «семенной картофель доставали из земли и использовали для поддержания жизни; отчаянно разыскивали крапиву и другие съедобные травы, чтобы утолить муки голода… Вся страна пришла в движение»[224]. По меньшей мере 65 тысяч человек погибли, несмотря на все усилия по оказанию немедленной помощи.

К концу 1816 года хлебные бунты охватили Францию. В ноябре разъяренная толпа в Тулузе, возмущенная ростом цен, не выпустила из города груз пшеницы и установила «справедливую» цену в 24 франка за гектолитр. Хотя в регионе не было дефицита зерна, народ боялся того, что случится, если будут вывезены все запасы. В конце концов восставших разогнал отряд драгун. Полицейским и солдатам, охранявшим повозки с зерном на пути к рынку в долине Луары, пришлось вступить в бой с голодными крестьянами. К середине зимы 1817 года многие магистраты прекратили розыск преступников. Серьезные беспорядки вспыхнули вокруг Парижа, где импорт зерна и субсидии удерживали цены на низком уровне, в то время как люди, находившиеся за пределами города, были встревожены нехваткой продуктов. Тысячи жителей пригородов хлынули в столицу в поисках еды. В ходе переписи 1817 года «неимущими» было определено не менее 11,5 % парижан при общей численности населения в 713 966 человек. Рыщущие по сельской местности многолюдные ватаги бродяг завладели городом Шато-Тьерри. Они опустошали продовольственные склады и перехватывали баржи с зерном на реке Марне. Когда военные взяли город под свой контроль, на фоне слухов о готовящемся захвате власти Наполеоном мятеж распространился на деревни и села.

Продовольственный кризис послужил толчком к массовой эмиграции, которую четверть века сдерживали войны. Десятки тысяч людей двинулись вниз по Рейну из германских государств в Голландию, надеясь оттуда перебраться в Америку. Обстановка в Амстердаме была настолько невыносимой, что многие из них захотели вернуться домой. Сотни людей на причалах умоляли взять их на корабль. Даже те, у кого были деньги, не могли найти себе места ни на одном судне. Власти пытались задержать несчастных на границе и вернуть на родину, но без особого успеха.

Исход жителей беспокоил даже родные страны мигрантов. Швейцария, уже прославившаяся своими часами и тканями, боялась потерять важнейшие секреты производства, поэтому ее власти неодобрительно отнеслись к эмиграции 1815 года. Но высокие цены на продовольствие и продолжающееся обнищание вынудили уехать тысячи людей. С 1815 по 1819 год десятки тысяч англичан, главным образом из Йоркшира, перебрались в США по той же причине, что и 20 тысяч ирландцев в 1818 году. Трудно сказать, сколько из этих людей бежали именно от голода, а не от общей неустроенности, но совершенно очевидно, что более 20 тысяч жителей Рейнской области между 1815 и 1830 годами эмигрировали в Северную Америку, чтобы больше не влачить жалкое существование, ведя натуральное хозяйство на раздробленных земельных участках, где риски слишком велики, а возможности заработка слишком редки.

* * *

Летом 1816 года профессор Джереми Дэй, президент Йельского колледжа в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, отвечал за фиксацию показателей температуры, записи которых непрерывно велись университетом с 1779 года. Обязанности состояли в том, чтобы каждое утро вставать в 4:30 и считывать показания приборов, даже в самый разгар зимы. Дневные температуры июня 1816 года были поразительно низкими, около 18,4 °C, что примерно на 2,5 °C ниже средних значений за период с 1780 по 1968 год. В тот месяц в Нью-Хейвене было не теплее, чем в канадском Квебеке. Это был самый холодный июнь за всю историю наблюдений.

Весна в тот год выдалась поздней и сухой, с заморозками в середине мая. Тем не менее, семена были посажены и взошли, когда три волны не по сезону холодного воздуха налетели из Канады и быстро распространились по Новой Англии. В течение пяти дней, с 5 по 10 июня, в регионе свирепствовали сильные ледяные ветра. На севере Новой Англии выпало от 8 до 15 см снега, прежде чем непогода утихла. На Вермонт обрушился проливной дождь, который 9 июня перешел в снегопад. Снег покрыл холмы и загнал в западню десятки овец. Фермер Хайрем Харвуд из Беннингтона, Вермонт, писал в дневнике о промерзших полях и такой холодной погоде, что ему до полудня пришлось работать в рукавицах. К 10 июня его посевы были «полностью уничтожены и почти не видны»[225]. Сотни недавно остриженных овец погибли от холода. В Конкорде, штат Нью-Гэмпшир, гости, приглашенные на инаугурацию губернатора Уильяма Пламера, по пути попали в сильную метель. Одна из приглашенных, Сара Анна Эмери, писала: «У нас стучали зубы, а ноги и руки онемели». «Проблемный зуб» ее подруги невыносимо ныл на морозе[226].