Воспоминания без цензуры - Константин Рокоссовский

Продвинуться вперед нашим войскам не удалось. Наступательные действия 16-й армии закончились. По приказу фронта она перешла к обороне.

Наконец-то!.. Только все же слишком поздно. Немецко-фашистские войска к этому времени, пополнив части людьми, вооружением и техникой и подтянув свежие соединения с запада, сами перешли в наступление, взяв инициативу в свои руки. Красная Армия, истощенная непрерывными наступательными действиями зимой и весной 1942 года, не в состоянии была помешать им.

В начале июля 1942 года меня вызвал к телефону ВЧ командующий фронтом и сообщил, что Ставка намерена назначить меня командующим Брянским фронтом.

К вечеру того же дня поступило распоряжение Ставки ВГК о назначении. Я срочно убыл в Москву. Там я узнал, что обстановка на Брянском фронте сложилась весьма серьезная.

Сосредоточив крупные силы на южном крыле советско-германского фронта и воспользовавшись тяжелым поражением войск Юго-Западного фронта под Харьковом, немецко-фашистские войска 28 июня перешли в наступление на воронежском направлении. Нанеся удар на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов, они прорвали нашу оборону и стали быстро продвигаться в направлении Воронежа и к Дону.

Рядом частных операций противнику удалось срезать вклинения, образовавшиеся в его обороне в ходе весенних наступательных действий советских войск. Тем самым он обеспечил себе исходное положение для начавшейся летней наступательной операции. В результате крупных просчетов, допущенных Генеральным штабом и Ставкой ВГК, инициатива опять перешла полностью в руки противника.

Уходил я из Генерального штаба с тяжелым чувством обиды и болью в сердце. Покоя не давало сознание того, что совершенно иначе развернулись бы события летом 1942 года, если бы Красная Армия воспользовалась завоеванной в Московской битве передышкой. Своевременно перейдя к стратегической обороне, она пополнила бы понесенные за 1941 год потери и создала бы к летней кампании крупные стратегические резервы.

Ко времени моего прибытия Ставка решила нанести контрудар силами 5-й танковой армии по прорвавшимся на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов войскам противника, которые устремились к Воронежу. Но вместо того чтобы поставить эту задачу командующему Брянским фронтом, который для ее выполнения имел к тому времени возможность привлечь не только 5-ю танковую армию, но и другие силы, Ставка взяла на себя всю организацию, командировав к нам начальника Генерального штаба А. М. Василевского. На него возлагалось непосредственное руководство операцией. Здесь же находился и начальник оперативного управления Генерального штаба Н. Ф. Ватутин. Вот почему мне не удалось встретиться ни с тем ни с другим, когда я, будучи в Москве, посетил Генеральный штаб. Тогда меня крайне удивило это обстоятельство. В такой ответственный момент, когда на фронте назревают крупные события, начальнику Генерального штаба особенно нужно находиться в центре, где принимаются и планируются основные решения и мероприятия. И именно в этот момент он покидает свое место и выезжает для руководства операцией, подменяя, по сути дела, командующего фронтом.

Плохо организованная и нерешительно проведенная операция по нанесению такого (заманчивого) контрудара успеха не имела. Противник сам перешел в наступление, и на этом направлении сейчас велись напряженные бои.

А. М. Василевского я и здесь не застал. Он вместе с бывшим командующим Брянским фронтом генералом Голиковым убыл в Воронеж.

Уместно заметить, что порой в поспешных мероприятиях, проводимых решениями Ставки, пытавшейся немедленно реагировать на происходившие на фронте события, отсутствовала дальновидностъ, необходимая для столь ответственного органа. Война, по сути дела, только начиналась, и это тоже необходимо было учитывать нашему Верховному Главнокомандованию и Генеральному штабу при планировании операций.

Приведу примечательный пример. Уже после окончания войны во время неоднократных встреч со Сталиным доводилось от него слышать: «А помните, когда Генеральный штаб представлял собой комиссар штаба Боков?…» При этом он обычно смеялся. Да, к сожалению, так бывало. Вместо того чтобы управлять вооруженными силами, находясь в центре, куда стекаются все данные о событиях на театрах войны и где сосредоточены все нервы управления, представители Верховного Главнокомандующего отправлялись в войска. Там они, попадая под влияние «местных условий», отрывались от общей обстановки, способствовали принятию Ставкой ошибочных решений и своими попытками подменять командующих только мешали им.

Письмо от 11 сентября 1942 года:

«Милые, дорогие мои Lulu и Адуся!

Простите, что так долго не писал, все собирался послать кого-либо и с ним переслать письмо, но такого попутчика не оказалось, поэтому решил снарядить специальную поездку и переслать вам кое-какие продукты. Посылаю мясо, муку, картофель, масло, сахар и т. п. Продукты вам, надеюсь, пригодятся…

Я живу неплохо, работаю и направляю все усилия на то, чтобы как можно больше истребить „фрицев“. О нас много не пишут, но мы усердно уничтожаем врагов и вокруг этого особой шумихи не создаем. Пока крупных городов не берем, а бьем на месте, но зато и врагу ни одного вершка нашей земли не отдаем. Не теряем надежды на то, что наступит время, когда начнем брать города и молниеносно продвигаться вперед, уничтожая врага не сотнями, а десятками тысяч.

…Мне пока приехать не удается, но думаю, что эта возможность представится. А как хочется хоть несколько часов провести в кругу милой, родной семьи. Lulu, прошло уже порядочно времени, а я все еще нахожусь под впечатлением домашней побывки и мне все кажется, что вы вот-вот рядом со мной, как будто я вышел на службу и сейчас вернусь к вам. По-видимому, это объясняется сознанием того, что эта возможность увидеть вас не исключается.

Ты лично не знакома с Лобачевым, но, если представится возможность, навести его. Он ранен в ноги и лежит, как будто, в том же госпитале, где лежал я, человек он славный и мне самому хотелось бы навестить его. Как поживаете вы? Что делает Адуся? Начала ли учебу на курсах связисток или придумала другой вид занятий?

Сейчас собираюсь выехать в войска и пробуду там несколько дней. После этой поездки, возможно, сумею заскочить на денек в Москву, так что увидимся опять. А пока до свидания, моя дорогая Lulu и милая Адуся. Целую вас крепко, крепко любящий вас ваш Костя».

Попав в Москву, Ада Рокоссовская, как и многие ее сверстники, не просто жила жизнью военного времени, но и мечтала попасть на фронт. Эти настроения единственной дочери почувствовала Юлия Петровна, и когда в конце августа его вызвали в ставку и он получил возможность на час заскочить домой, она попросила его поговорить с Адой. Константин Константинович поддержал жену, но понимая, что запретами ничего не добьешься, не запретил 17-летней дочери думать о фронте, а лишь попросил ее сначала получить военную специальность. Возможно, он надеялся, что к тому времени, когда она закончит обучение, уже закончится война. Но получилось по-другому.