История Центральной Европы с древних времен до ХХ века - Оскар Халецки

Однако на практике противодействие нескольких влиятельных семей Великого княжества Литовского, которые особенно враждебно отнеслись к постоянному слиянию двух сеймов, оказалось таким сильным, что обсуждение длилось почти шесть месяцев и в начале марта было даже прервано из-за выхода из него литовских лидеров. В конце концов они уступили под двойным нажимом. Во-первых, король решил, что в королевство будет включена не только маленькая, всегда спорная провинция Подлясье, но и вся южная часть Великого княжества; провинция Волынь и Украина с Киевом будут переданы Польше с гарантиями местной автономии, включая использование русского языка как официального и равные права для православных. Сигизмунд-Август хотел главным образом, чтобы поляки участвовали в защите протяженной восточной границы. Его решение также соответствовало желаниям большинства населения, которое теперь присоединилось к русским провинциям самой Польши.

В то же время огромное большинство литовцев тоже оказывало сильное давление на лидеров оппозиции. В конечном счете все они, за исключением одного из Радзивиллов, вернулись в Люблин. Там под руководством члена семьи Ходкевич 1 июля они подписали хартии унии, которые были одобрены королем через несколько дней и оставались в основном без изменений до раздела содружества в конце XVIII в.

Согласно этому договору, королевство Польша и Великое княжество Литовское теперь слились в одну «общую республику», и оба народа были провозглашены единой нацией под властью одного правителя, который всегда должен избираться совместно; в республике будет действовать один сейм, в котором будут собираться польские и литовские сенаторы и депутаты. Однако в то же время Великое княжество Литовское сохраняло не только свое традиционное название, но и собственную армию, казну и свод законов, имея отдельный от Польши управленческий аппарат, так что любой литовский чиновник соответствовал такому же польскому. Такой дуализм иногда создавал серьезные трудности в практике управления, но в целом это был взвешенный компромисс между притязаниями некоторых польских радикалов, которые хотели полного объединения, и узким сепаратизмом некоторых литовских магнатов.

Люблинский сейм, который не прерывался до 12 августа, также определил положение двух меньших частей федерации. Так называемая Королевская Пруссия, то есть Польское Поморье, теперь разделенная на три провинции, стала неотъемлемой частью королевства, представленной в общем сейме. Однако особые привилегии города Гданьска (до 1945 г. носил название Данциг) вызвали некоторые разногласия, которые даже посланная туда на следующий год комиссия не смогла разрешить.

Весь вопрос был частью гораздо большей проблемы Dominium maris Baltici (лат. господство на Балтийском море), равно как и вопрос о Ливонии. И хотя полное владение этой страной еще не было урегулировано при Сигизмунде-Августе, в Люблине было решено, что Ливония, наделенная большой автономией, будет принадлежать как общее владение и Литве – ее непосредственной соседке – и Польше. Это решение соответствовало желаниям ливонцев, которые хотели, чтобы их защищали оба государства Ягеллонов.

Успех сейма 1569 г. был большой личной победой короля, который принимал активное участие в обсуждениях. В Люблине он также принял вассальную присягу от князя Молдавии и нового герцога Пруссии Альбрехта Фридриха, который годом раньше стал наследником своего отца Альбрехта. Ему суждено было стать последним представителем прусской ветви Гогенцоллернов, но их бранденбургские кузены уже получили право наследования, и это был еще один вопрос, который связан с равновесием сил в Балтийском регионе.

У стран Центрально-Восточной Европы никогда не было легкого доступа к морю. На юге они действительно приблизились к Средиземному морю, в частности через Адриатическое и Черное моря. Но южные славяне, которые добрались до Адриатического моря путем миграции в начале Средневековья, вскоре были почти полностью отрезаны от его берегов завоеваниями венецианцев. Хорватия в союзе с Венгрией сохранила лишь порт Риека (Фиуме). На южной оконечности Далмации порт Дубровник (Рагуза) превратился в маленькую, практически независимую республику по венецианскому образцу. Что касается Черного моря, то Болгария, оба румынских княжества и русские земли Польско-Литовской федерации давно уже владели важными частями его побережья, но экспансия османов в XV–XVI вв. сделала Черное море «турецким озером», так как крымские татары, которые с 1475 г. были вассалами Османской империи, держали под своим контролем степи от Крыма до Молдавии, которая также находилась под турецким владычеством.

Для Ягеллонского союза, который поэтому лишь номинально достиг Черного моря между устьями рек Днепр и Днестр, в таких условиях первостепенное значение имел свободный и широкий доступ к Балтийскому морю. В 1466 г. Польша возвратила себе Восточное Поморье с важным портом Гданьск. Но Литва никогда не имела больше чем небольшую полосу балтийского побережья, на которой вообще не было портов. Более того, эти две части побережья объединенных в федерацию стран были разделены Восточной Пруссией – феодальным владением Польши, но под немецким управлением, лояльность которого была под вопросом и до, и после секуляризации 1525 г. И даже Гданьск трактовал королевские хартии как подтверждение своего положения вольного города со своей собственной политикой на Балтике, продиктованной местными торговыми интересами.

По всем этим причинам Польско-Литовское содружество хоть и было самой большой прибалтийской державой, не являлось вовсе самым сильным соперником в соревновании за главенство на Балтике, которое началось с распадом одного из самых маленьких, но расположенного в стратегически важном месте балтийского государства – полуцерковной немецкой колонии Ливонии. Ее положение было столь важно, потому что Ливония имела несколько отличных портов, которыми были: Рига, Ревель (Таллин), Нарва и др., а также давние торговые отношения с литовскими и русскими землями, расположенными вдали от балтийских берегов, и, кроме того, этот центральный сектор юго-восточного побережья Балтийского моря находился в тесных торговых и политических отношениях собственно с Германией – другой прибалтийской державой – благодаря древнему ганзейскому центру Любеку и береговой линии Мекленбурга и Западной Померании. Эти традиционные отношения с родиной немецких поселенцев и магистров Ливонии, видимо, обеспечивали им постоянную защиту империи.

Однако эта скорее умозрительная защита никогда им особенно не помогала в борьбе с самой серьезной опасностью, которая угрожала со времен завоевания Москвой соседних Псковской и Новгородской республик. Эта опасность состояла в давлении России, теперь объединенной под властью Москвы и стремящейся добиться для себя доступа к Балтийскому морю, большему, чем принадлежавшая ей небольшая полоса побережья между рекой Нарвой и финской границей, на которой не было ни одного значимого порта. Эта ситуация породила нечто вроде солидарности между Ливонией и Швецией, которой с XII в. принадлежала Финляндия[39], расположенная по другую сторону Финского залива. В XVI в. Финляндия стала независимым великим княжеством, но она всегда оставалась уязвимой для вторжений русских на ее широкой наземной границе. В равной степени заинтересованной в судьбе Ливонии была еще одна скандинавская страна – Дания, столь могущественная на Балтике в Средние века и всегда помнившая, что Эстляндия – северная часть Ливонии – была датской провинцией с 1219 по 1346 г. Но Дания – смертельный враг Швеции со времен распада Кальмарской унии в 1523 г. – была готова сотрудничать с Москвой (первый союз с ней был заключен в 1493 г.) с расчетом установить свободную навигацию от контролируемого русскими устья реки Нарвы через контролируемый датчанами пролив Зунд (Эресунн) с выходом в открытый океан.