Эверест. Кому и за что мстит гора? - Джон Кракауэр

Я настолько устал, что испытывал странное чувство – будто нахожусь вне собственного тела и наблюдаю за ним с полутораметровой высоты. Мне казалось, что я одет в зеленый джемпер и остроносые ботинки. И хотя дул пронизывающий, ураганной силы ветер и температура была минус 21 градус Цельсия, я ощущал странное, необъяснимое тепло.

В 18.30, когда солнце уже практически село, я находился примерно в 60 вертикальных метрах от четвертого лагеря. Теперь от палаток меня отделяло только одно препятствие: склон, покрытый крепким, гладким льдом, по которому мне надо было спуститься без страховочной веревки.

СНЕЖНАЯ КРУПА, КОТОРУЮ НЕСЛИ ПОРЫВЫ ВЕТРА СО СКОРОСТЬЮ 36 МЕТРОВ В СЕКУНДУ, ОБЖИГАЛА ЛИЦО, И ЛЮБАЯ НЕЗАЩИЩЕННАЯ ЧАСТЬ ТЕЛА МГНОВЕННО ЗАМЕРЗАЛА. СКВОЗЬ БЕЛУЮ МГЛУ Я ЕДВА РАЗЛИЧАЛ ПАЛАТКИ, НАХОДИВШИЕСЯ ОТ МЕНЯ НА РАССТОЯНИИ НЕ БОЛЕЕ 140 МЕТРОВ. Я НЕ МОГ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ НИКАКИХ ОШИБОК.

Чтобы собраться с силами перед дальнейшим спуском, я присел. Но как только я уселся, то тут же разомлел, и меня одолела сладкая лень. Было намного проще сидеть и отдыхать, чем бросаться на преодоление ледяного склона, поэтому я просто сидел посреди бушующего урагана, позволив себе ни о чем не думать и ничего не делать в течение, наверное, сорока пяти минут.

Потом, когда я затянул потуже шнур на капюшоне, оставив только крошечное отверстие для глаз, а также убрал бесполезную, заиндевевшую кислородную маску, висевшую под подбородком, неожиданно из мрака позади меня появился Энди Харрис. Посветив на него налобным фонарем и увидев ужасающее состояние его лица, я инстинктивно отпрянул. Его щеки были покрыты коркой изморози, один глаз обледенел и был закрыт. Говорил он очень невнятно, «зажевывая» слова. Похоже, ему было очень плохо.

– В какую сторону до палаток? – промычал Энди, рвавшийся изо всех сил добраться до укрытия.

Я показал ему в направлении четвертого лагеря, потом предупредил об обледеневшем склоне прямо под нами.

– Он круче, чем кажется! – громко сказал я, пытаясь перекричать бурю. – Может быть, я спущусь первым и принесу веревку из лагеря…

Я начал говорить, но не успел закончить предложение, как Энди резко развернулся и двинулся к краю ледяного склона.

Он сел на попу и начал скатываться с самой крутой части склона.

– Энди! – крикнул я ему вслед. – Это безумие! Ты можешь разбиться!

Он прокричал что-то в ответ, но его слова унес ураганный ветер. Через секунду его стало крутить и переворачивать, и потом он полетел по льду головой вперед.

Я с трудом различал в семидесяти метрах ниже меня неподвижную фигуру Энди, распластавшуюся у подножия склона. Я был уверен, что он сломал как минимум ногу, а может быть, и шею. Но, к моему удивлению, он встал, помахал мне в знак того, что с ним все в порядке, и шаткой походкой направился к четвертому лагерю.

Я разглядел смутные очертания трех или четырех человек, стоящих возле палаток. Их фонари тускло мерцали сквозь пелену летящего снега. Я видел, как Харрис шел по направлению к ним по ровной земле, без наклона, и через десять минут преодолел практически все расстояние до палаток. Когда потом облака сомкнулись, и я потерял его из виду, Энди был всего в двадцати метрах от палаток, может, и ближе. Больше я его не видел, но был уверен, что Энди дошел до лагеря, где Чулдум и Арита наверняка напоили его горячим чаем. Я сидел на открытом участке, меня сносил ураган, а от палаток отделял ледяной склон. Я чувствовал, что завидую Энди и злюсь на своего проводника за то, что он не подождал меня.

В моем рюкзаке лежали три пустых кислородных баллона и пол-литра замерзшего лимонада, все это весило, наверное, не больше восьми килограммов. Но я страшно устал и боялся сломать ноги при спуске, поэтому бросил рюкзак вниз со склона, решив, что найду его потом. После этого я встал и начал спускаться по льду, который был таким гладким и твердым, как поверхность шара для боулинга.

Пятнадцать минут зыбкого, изнурительного спуска на «кошках», и я живым и невредимым оказался у подножия склона, где и нашел свой рюкзак. Еще через десять минут я дошел до лагеря. Я нырнул в палатку, не снимая «кошек», застегнул дверь, и растянулся на покрытом изморозью полу. Я слишком сильно устал, чтобы находиться в вертикальном положении. Только теперь я ощутил, насколько опустошен: никогда в своей жизни я так не уставал. Но я был цел и невредим. Энди тоже. Остальные скоро придут в лагерь.

Черт подери, мы сделали это! Мы поднялись на Эверест! И, несмотря на некоторые трудности, все в конечном счете было прекрасно.

ПРОЙДЕТ МНОГО ЧАСОВ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ Я УЗНАЮ, ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ ВСЕ БЫЛО СОВСЕМ НЕ ПРЕКРАСНО, ЧТО ДЕВЯТНАДЦАТЬ МУЖЧИН И ЖЕНЩИН ЗАСТАЛ НА ГОРЕ УРАГАН, И ОНИ ОТЧАЯННО БОРЮТСЯ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ.

Нил Бейдлман вышел на вершину в 13.25 вдвоем с клиентом Мартином Адамсом. Когда они поднялись, там уже были Энди Харрис и Анатолий Букреев, я сошел с вершины за восемь минут до этого. Бейдлман предполагал, что остальная его команда вскоре появится, поэтому он сделал несколько фотоснимков, поболтал с Букреевым и сел ждать. В 13.45 клиент Клив Шёнинг завершил подъем, достал фото жены и ребенка и со слезами на глазах радовался тому, что покорил «крышу мира».

С вершины из-за выступа на гребне плохо просматривается последняя часть маршрута. В 14.00 (то есть ко времени, назначенному для возвращения назад) Фишер и его клиенты так и не появились. Бейдлман начал беспокоиться.

Нил Бейдлман был по образованию аэрокосмическим инженером. Ему было тридцать шесть лет, он был тихим, вдумчивым и добросовестным проводником, которого любили члены его собственной команды и команды Холла. Бейдлман был также одним из самых сильных альпинистов на горе. За два года до этого вместе с Букреевым, с которым они были друзьями, Нил поднялся на гору Макалу (8480 метров) почти в рекордное время, без дополнительного кислорода и помощи шерпов.

Бейдлман познакомился с Фишером и Холлом на склонах Чогори в 1992 году, и его мастерство и легкий характер произвели на альпинистов очень хорошее впечатление. Но так как высокогорный опыт Бейдлмана был относительно небольшим (из всех высоких гималайских вершин он тогда покорил только Макалу), он оказался третьим по старшинству в команде «Горное безумие» после Фишера и Букреева. Следовательно, и денег в качестве младшего проводника он получал меньше: Бейдлман согласился быть проводником на Эвересте за 10 000, в то время как Фишер платил Букрееву 25 000 долларов.